— Я так хочу тебя, Гарри, я хочу тебя больше всего на свете, — прошептала она.
«Гарри»?! Это слово подействовало на Клайда, как ушат холодной воды. Бешеное возбуждение, только что владевшее им, в секунду испарилось, а на смену ему пришло безграничное разочарование. Эта женщина имела в виду не его. Ее чувства и желания были адресованы не ему, Клайду Кейну, а Гарри Гановеру. Человеку, которого она сама придумала. Которого он вынужден был играть. Уже без всякого удовольствия. Тем более что этот Гарри так смахивал на Сэма, ради которого от Клайда уже два раза уходили подружки. И во второй раз он дал себе клятву, что третьего раза не допустит.
Клайд резко поднялся с кровати.
— Что такое? — спросила Оливия, сбитая с толку и напуганная внезапной переменой.
— Ничего, — выдавил Клайд. — Не надо этого.
И ушел в ванную. Через некоторое время оттуда донесся звук льющейся воды.
Оливия, ничего не понимая, лежала минут пять на кровати. Почему вдруг «не надо этого»? Сначала она подумала, что сделала что-то не так. Но что? Потом она подумала, что какие-то проблемы возникли у Клайда. Но какие? Может быть, у него не все в порядке с потенцией? Или какие-то медицинские противопоказания против занятий сексом? Заразная болезнь? Аллергия на презервативы? Или он в самом деле не признает внебрачного секса? Связан обетом верности другой женщине?
Догадки теснились у нее в голове. Единственная мысль, которая не пришла ей в голову, была мысль о том, что на имя «Гарри» ее спутник в тот момент мог отреагировать иначе, нежели в тысячу других моментов до этого.
Отчаявшись получить ответ (Клайд вот уже двадцать минут не вылезал из душа), Оливия встала, оделась и начала просматривать почту.
За этим занятием ее и застал Клайд спустя полчаса, когда вышел из ванной. Мокрые волосы он зачесал назад, как делал это всегда прежде, до того, как Эми превратила их в новую буйную прическу. Кроме того, он наконец достал и надел свои очки.
После этого из зеркала на него стал смотреть человек, похожий на Клайда, а не на Сэма Кейна. Зрелище это доставило ему некоторое утешение, так что, выходя из ванной, он уже почти вернулся в нормальное расположение духа, и ему не составило труда говорить с Оливией более или менее приветливым тоном. «В конце концов, она могла не знать, что сделала мне больно, — убеждал он себя, — откуда ей знать, что у меня в душе творится и какая все это для меня пытка».
— Что пишут поклонники? — спросил он, увидев, что Оливия читает письма. Она едва заметно вздрогнула.
По безмолвному соглашению, тут же образовавшемуся между ними, они не стали обсуждать то, что случилось полчаса назад.
— Пока все письма очень милые. Благодарят, восхищаются. На вот, почитай. — И она протянула ему более всех понравившееся ей послание, но так, чтобы при этом не глядеть на него. Он с волнением прочел проникновенные слова признательности, написанные матерью двух сыновей подросткового возраста, которым, по ее мнению, книга пойдет на пользу, ибо написана — «наконец-то» — живо и увлекательно. Потом он сам взял пачку писем из другого мешка и стал открывать их одно за другим.
— А вот одна красотка даже прислала тебе свое откровенное фото и целых две страницы горячих признаний в любви. Интересует? — Оливия протянула ему письмо на розовой бумаге. — Правда, фотографию я выбросила.
— Похоже, эта Долорес не единственная, кому пришла в голову идея, что она замужем за Гановером, — сказал вдруг Клайд, не обративший внимания на слова о признаниях и откровенной фотографии. Он выглядел озабоченным. — Вот еще одна женщина пишет, что она жена Гарри, что он ее бросил и забыл, а их дочке уже три годика, и все эти годы они ждали его, и так далее… Некая Салли Брайенс из Южной Дакоты.
— Знаешь, это мне знакомо по Голливуду, — успокоила его Оливия. — Когда человек знаменит и богат, рано или поздно обнаруживаются охотники подоить его кошелек. Заявляют, что они его брошенные супруги или дети, требуют денег, затевают судебные процессы и иногда даже добиваются своего. Но мы никаких жен не бросали, нам бояться нечего. В крайнем случае перешлем эти письма самому Гановеру или его адвокату, пускай они разбираются.