— Верно, потому что твой богатый папочка заботится о тебе и дает все, что ты хочешь. — Избалованной маленькой принцессе не нравится данная реальность, не так ли? Ну, мне тоже. Интересно, почему она была настолько замкнутой. Интересно, говорил ли кто-нибудь о ней такое же дерьмо, как только что Тристан?
— Не совсем, — бормочет она, отходя от меня.
— Постой. — Я хватаю ее за плечо, но ослабляю хватку, чтобы она могла выскользнуть, если захочет. Она смотрит на меня широко раскрытыми глазами, ее губы дрожат, словно она хочет заплакать, но сдерживает себя. Я вглядываюсь в ее лицо в поисках какой-то подсказки, чего-то, что даст мне знать, в чем проблема, но…
Что-то тут не так. Я костями чувствую это, всем нутром. Такое ощущение, что, что бы она ни собиралась сказать дальше, между нами все изменится.
— Что ты только что сказала? — Я готовлюсь к словесному удару.
Она пристально смотрит на меня, ее глаза блестят от непролитых слез, и, проклятье, видеть это выражение на ее лице почти невыносимо. Ненавижу, когда она грустит. Когда не могу помочь справиться с тем, что ее беспокоит.
— Я даже не знаю, кто мой отец, ясно? Моя мама забеременела, когда ей было шестнадцать, и он сбежал от нее еще до моего рождения. Так что ей пришлось растить меня одной, без всякой поддержки. В крошечной, дерьмовой квартире с одной спальней, в ужасном районе в центре Лос-Анджелеса, без помощи, без денег, только я и она. У нас ничего не было. Ничего.
Какого черта?
— Ты серьезно?
Она посылает мне взгляд, который говорит, что она чертовски серьезна, и это причиняет боль.
Все, что я могу сделать, — это смотреть на нее, переваривая то, в чем она только что призналась. Я ошибался на ее счет. Целиком и полностью ошибался, а она никогда не исправляла меня. Ни разу. Просто продолжала лгать, словно это какая-то ерунда. Черт, она что, смеялась надо мной? Рассказывала подругам о том, какой я лох? Чем дольше думаю об этом, тем больше злюсь. В полном шоке смотрю на нее, ее слова медленно начинают доходить до меня. Она не богата. Она никогда не была богатой. Но здесь кое-что не сходится.
— А что насчет дома в Санта-Барбаре? Как ты туда попала? — словно тупица, спрашиваю я.
— Я присматривала за домом для семьи, которой он принадлежит. Моя мама — их горничная и убирает их главный дом в Беверли-Хиллз. На лето они обычно уезжают в Санта-Барбару, но по какой-то причине их планы изменились. И на лето мама устроила меня на эту работу, чтобы я могла заработать дополнительные деньги и помочь оплатить мое обучение.
Ее мама — долбаная горничная. Иисус. Я прислоняюсь к стене, настолько потрясенный ее рассказом, что боюсь упасть. Оглядевшись, вижу, что все чудесным образом вернулись в дом, слава богу. Мне не нужна аудитория для этого личного разговора.
— Значит, богатого отца нет.
Она качает головой.
— Ему было восемнадцать, и он до смерти перепугался, когда мама сказала ему, что беременна от него. Он сбежал. И мы больше никогда о нем не слышали. Она отказывается даже произносить его имя, так что я понятия не имею, кто он такой.
Отстой. Но она должна была сказать мне правду. Мне было бы все равно.
— И поэтому все это время ты обманывала меня. — Как только она открывает рот, чтобы защитить себя, я качаю головой. — Ты мне врала. Вся твоя история до этого момента фальшивая. Верно?
Она медленно кивает, впиваясь зубами в нижнюю губу, теребя ее, прежде чем отпустить.
— Я думала, то, что между нами было — это временно, понимаешь? Веселая интрижка на лето, где я могла бы притвориться тем, кем ты хотел меня видеть. И у меня получилось. Ты сам придумал мою предысторию, позаботился о мелких деталях вместо меня, а я просто… придерживалась ее. Между нами были и хорошие моменты и не очень, но в целом, это было… волшебное лето. — От выражения нежности на ее лице у меня разрывается сердце. Да, между нами все было хорошо, но черт. Она лгала. И, как последний болван, я верил каждому ее слову. — Потом ты уехал, и я подумала, что больше никогда тебя не увижу.
— Но ты увидела, — добавляю я.
— Точно. И я почувствовала, что должна продолжать притворяться, понимаешь? Я боялась, Гейб. Боялась, что ты бросишь меня, как только узнаешь правду, — тихо признается она. — А сейчас, когда все это происходит, тем более.
Я провожу обеими руками по голове, хватаю себя за волосы и дергаю их так сильно, что аж вздрагиваю. Чертовски больно. От всего этого чертовски больно. О возможной беременности она тоже лжет? Это все одна большая уловка, и меня просто разыгрывают?
Я никогда не просил об этом. Я не хотел серьезных отношений в этом году. Черт, это мой последний год свободы, а вместо этого связался с девушкой, у которой нет ничего, кроме кандалов и цепей.
— Не знаю, справлюсь ли я с этим.
Люси хмурится.
— Справишься с чем?
— Со всем этим. С ложью. С правдой. С тем, что ты, возможно, беременна от меня. А, возможно, и нет. Не знаю. У меня не получается поверить, что ты скажешь мне правду. — Опускаю руки и смотрю на нее. — Я не готов ни к чему подобному.
Выражение ее лица застывает, в глазах отражается шок и ужас.
— П-понимаю. Ты имеешь полное право ненавидеть меня.
Ее слова заставляют меня чувствовать себя сволочью. Я не ненавижу ее. Я бы никогда не смог возненавидеть ее, но… проклятье, она лгала мне. Она предала меня, и не знаю, смогу ли я когда-нибудь пережить это. Не знаю, смогу ли пережить предательство Тристана.
Ну что за гребаный вечер!
Как я смогу им доверять? За эти годы Тристан и я прошли через взлеты и падения, так что полагаю, мы как-нибудь все уладим. Но как я снова смогу доверять Люси? Из того, что я знаю, все эти разговоры о беременности — чушь собачья.
— Пожалуй, мне лучше уйти, — наконец говорит она еле слышным шепотом, опустив голову.
— Да, наверное, так будет лучше. — Я смотрю на ее склоненную голову, мои губы болят от желания поцеловать ее. Но я должен оставаться сильным и не поддаваться искушению. — Могу я… могу я позвонить тебе?
Какого черта я это сказал? Дерьмо.
Она медленно качает головой, слезы теперь текут рекой. Так свободно, что капают с ее щек на землю. И от того, что я вижу, как они падают, мое и без того больное сердце разбивается.
— Не думаю, что это хорошая идея.
И с этими последними словами она ушла. Из моей жизни.
Как будто ее никогда и не существовало.
Глава 26
Люси
— Ты опять прогуливаешь занятия по маркетингу? Ты завалишь предмет, — кричит Джина с порога моей комнаты.
Да уж, спасибо, что напомнила, Джина. Я ведь даже не догадывалась, что такое может случиться. Мне хочется накричать на мою соседку, но сдерживаюсь. Зачем усугублять своё положение ещё больше? С той самой ночи, когда несколько дней назад я вернулась домой, плача так сильно, что у меня болел живот, болело лицо… всё тело болело, я видела от неё только поддержку. Она успокоила меня, уложила в постель и пообещала, что утром мне станет лучше.
Но лучше мне не стало. И до сих пор нет. Я так скучаю по Гейбу, что у меня болит всё тело.
— Я не смогу посмотреть ему в лицо, — скулю я в подушку приглушенным голосом. — Я собираюсь попытаться уйти с курса. Уже слишком поздно идти на попятный, но оценка «W» в дипломе лучше, чем «F»(В американской системе образования F — fail (провал), W — withdrawal (отчисление по собственному желанию), пример).
— Это точно, — вздыхает Джина. — Раз так, ты должна пойти со мной.
Поднимаю голову с подушки, чтобы посмотреть на неё.
— Куда ты собралась?
— За покупками. — Её лицо светлеет, ей кажется, что она подловила меня. — Мне нужно сходить в торговый центр.
Я стону и роняю голову снова на подушку.
— Это последнее, что мне хотелось бы сделать.
Она заходит в мою комнату, я слышу её шаги по ковру, чувствую, как прогибается матрас, когда она садится на край моей кровати.
— Я беспокоюсь за тебя, Люси. Ты сама на себя не похожа.