Шурик вернулся к себе в комнату, схватил за шиворот еще не пришедшего в себя бойца, стащил его вниз по ступеням и бросил на пол. Зажег свет. В это время, громыхнула калитка, и послышался громкий топот бегущих по двору ног. Шурик открыл входные двери. Сложив руки с автоматом на груди и расставив ноги, он выглядел очень внушительно в контражуре. Увидев его, Виктор остановился, как вкопанный. Еле поспевающая Лена врезалась ему в спину и взвизгнула.
— Саня, что случилось?
— Уже все в порядке. Лен, останься здесь, а ты — заходи.
Виктор поднялся в дом.
— Разгребать тебе, опер, придется не мало. Три трупа здесь, один — в саду. Но придумаешь что-нибудь. Это была вынужденная самооборона. Теперь допросим пленного и надо отсюда уходить. Здесь оставаться нельзя, пока ты не «разведешь» ситуацию.
Бойца окатили ведром воды. Он зафыркал, как дельфин и открыл глаза, испуганно уставившись на мужчин. Шурик присел на корточки и участливо спросил:
— Как зовут-то, служивый? Зачем в чужой дом забрался? Почему с оружием?
— Я… Меня… Меня… Гошей меня зовут. Я ничего не знаю, — затараторил он, — нам заплатили, чтобы тебя… Чтобы Вас взять и доложить. А кому и для чего — не знаю. Сизый был в курсе, — Гоша кивнул на старшего группы развалившегося на диване с прострелянной головой.
— Значит так, Гоша, он же Гога, он же Жора. Все подробности изложишь оперуполномоченному, — Шурик указал на Виктора, — поскольку ты задержан на месте преступления и разрешения на ношение огнестрельного оружия у тебя, наверняка, нет. А мне ты уже не интересен.
— Саня, я пока запру его в подвале. Потом вернусь с дежурной группой. А нам пора выдвигаться.
В машине ехали молча. Шурик попросил отвезти его на морвокзал. Зашел в камеру хранения положил в ячейку запаянный пластиковый пакет. В нем все время хранился заветный документ, принесший ему и его близким столько бед. На таксофоне набрал номер «телефона спасения» записанный на листке из блокнота. Ему ответил ровный баритон:
— Слушаю…
— Я по поводу документов по Южной Америке…
— Говорите, — голос проявил заинтересованность.
— Я устал с вами сражаться. Мне это надоело. Вы знаете, где я нахожусь. Поэтому оставлю бумагу в камере хранения на морвокзале, — Шурик назвал код и номер ячейки, — Мне от вас ничего не надо. Только оставьте в покое меня и моих друзей. Тем более, что об этом никто ничего не знает и не узнает. Даю слово солдата, если это вам о чем-то говорит. Надеюсь, такое соглашение вас устроит.
— Пожалуй, если вы не соврали.
— Я же дал слово солдата, — взорвался Шурик.
— Да-да, хорошо. Успокойтесь. Обещаю, вам больше не причинят вреда…
Шурик повесил трубку. Вышел на улицу, к машине, закурил.
— Витек, отвези меня в порт, и я с вами попрощаюсь. Слишком много у вас неприятностей из-за моей безалаберной персоны. Но, думаю, с моим отъездом они прекратятся.
На причале Шурик обнял Лену и сказал:
— Прости, если сможешь. Не хотел я причинять тебе боль. Да я бы сам убил любого, кто тебя обидит. Но, видно судьба у меня такая. Мистер Проблема — мое второе имя. Не поминай лихом.
Он поцеловал ее в щеку и, не оборачиваясь, поднялся по сходням «Юноны».
Девушка, молча, смотрела ему вслед и не обращала внимания на слезы, катившиеся по ее щекам.
Глава 23
Старый архивариус сидел в своем домашнем кабинете и листал толстую подшивку старых журналов «Вокруг света». Он только что вкусно поужинал. Сегодня дочка была у него на хозяйстве и приготовила наваристый украинский борщ, испекла пирог с капустой и, даже, позволила ему выпить два стакана сливянки. Как она сказала, для улучшения кровообращения и здорового сна. Наташа уже ушла, а сон еще не приходил. Кешу мучили тревожные мысли в отношении своего зятя. Последнее время это была его основная «головная боль». С одной стороны, Кольцов ему был нужен, как связующее звено с «приближенными особами» и расходным материалом — исполнителями. С другой — незаменимых людей нет. Скороспелого полковника он, мягко говоря, недолюбливал. Но одно дело — найти нового проводника своих идей. Другое — его еще надо воспитать, приручить, ограничить определенными рамками, чтобы не взбрыкнул в самый неподходящий момент. А на это нужно время. Вот его-то, как раз и не хватает. «Зарвался Коленька и заврался. Имею я серьезные подозрения, что Петя — твоих рук дело. Может не лично, но — с подачи. И залетные гопники здесь совершенно не при чем. Ты ими просто прикрываешься. Допустим, очень нужна была эта Петькина бумажка… Но не таким же способом. Он бы и сам ее отдал с удовольствием, конечно, за соответствующее вознаграждение, только бы увидеть результат своих поисков. Впрочем, как и я. Зря ты, Колюня, это все затеял. Ох, зря. Если моя версия подтвердится — не помогут тебе твои погоны и армия в штатском…». Кешины мысли прервала настойчивая трель телефона. Архивариус отложил журналы и долго смотрел на аппарат. Звонок не умолкал. Старинные маятниковые часы, стоящие напротив, показывали десять минут двенадцатого. Кеша пожал плечами, как бы удивляясь, кому это приспичило на ночь глядя. Встал, подошел к телефону и снял трубку.
— Слушаю.
— Добрый вечер. Это я, Николай.
— А-а, Коленька… Мысль, действительно, материальна. Только что о тебе вспоминал. Надеюсь, ты звонишь не только для того, чтобы пожелать мне приятных сновидений? Старики ведь очень чувствительны к внешним раздражителям. Теперь, я могу не сомкнуть глаз до самого утра. Соответственно, завтра я буду в отвратительном расположении духа и тебе настроение испорчу. Так что постарайся оправдать свой поздний звонок.
— Хорошие новости. Бумаги Петра Игнатьевича у меня. Оба нападавших на него оказали сопротивление при задержании и были уничтожены, согласно приказу, — соврал Кольцов. Его самолюбие не позволяло признаться, что он опять прокололся, и один человек, оставив после себя горы трупов его людей, снова исчез в неизвестном направлении.
— Что ж, приятно слышать. Петю, конечно, не вернешь. Но, хоть с его убийцами поквитались. Что же ты от меня сейчас хочешь, Колюня?
— Надо бы встретиться, поговорить. Вы человек опытный, знающий. Подскажете, как рационально поступить дальше…
— Ишь, как заговорил. Раньше ты принимал решения самостоятельно. Ни с кем не советуясь. Что случилось? Ноша тяжела? Ответственности боишься? Или хочешь узнать, нет ли у меня кистеня за пазухой?
— Да нет. Что Вы. Ни о чем таком я не думал. Просто… Как бы… В общем, одна голова хорошо, а две — лучше.
— Нет, Коленька. Две головы, это уродство. Поэтому, сделаем так. Сначала, ты пришлешь мне, с твоим адьютантом, как его… Корзун, кажется, документы. Я их внимательно просмотрю. Оценю, чего они стоят. А потом, мы с тобой встретимся и все обсудим. Надеюсь, ты доверяешь старику?…
— Да, но…
— Никаких «но», Коля. У тебя альтернативы нет. Либо делаешь, как я сказал, либо, вся твоя затея развалится, как карточный домик. Все. Это мое последнее слово. Завтра, ровно в 10 утра, жду посыльного с пакетом. Предварительно пусть позвонит. Я помню его голос и скажу для него кодовую фразу. Прости, не могу отделаться от своей привычки… Да, вот еще что. Последний на сегодня совет. Почисти перышки. От тебя кровищей несет, как от мясника. Даже, через телефонные провода, — Кеша повесил трубку.
…Полковник Кольцов простоял некоторое время в задумчивости. «В чем-то этот старый хрыч прав. Сам он ничего с бумагами не сможет сделать, а на грамотную мысль наведет. Уж чего-чего, а мозгов у него хватит на пятерых. Потом, он все равно никуда от меня не денется. Тем более, что „хулиганы“ уже готовы и ждут только моего сигнала. Следовательно, звено под названием Угорь — выпадает из цепочки, за ненадобностью. В этом, Кеша, тоже прав. Надо обрубать хвосты, пока не поздно». Полковник нажал кнопку селектора:
— Корзун, зайди ко мне.
Услышав вызов, майор встал, одернул костюм и вошел в кабинет Кольцова.
— Слушаю Вас, товарищ полковник.
— Значит так. Немедленно собери ко мне всех начальников отделов. У нас будет экстренное совещание по борьбе с организованной преступностью. Пора положить конец беспределу творящемуся в городе. Потом, для тебя, лично, будет важное и секретное поручение…