Он встал и в полной тишине подошел к ней. Молча. Его рука протянулась, взяла в ладонь лежащие на ладах пальцы Яххи. Он медленно поцеловал их кончики, один за другим.
Смущенная, Яххи отступила назад. Его пальцы коснулись струн, и начал таять волшебный замок Игры... Лишь взгляд, такой знакомый, близкий, доверчивый... И уже готово было сбросить льдисто-игольчатый панцирь гордости сердце Менестреля...
Яххи отставила гитару в сторону, поклонившись трону из одеял и подушек, с которого смотрел на нее рыжий игрушечный котёнок. Стемнело, за окном ветер гнул деревья, растрёпывая их зеленые космы. Переливчато заплакал дождь, стучась в стекло за тяжелыми шторами. Ничего больше не хотелось. Игра закончилась. Жаль, что не так, как заканчивалась всегда, когда Яххи уходила из замка, оставляя смущённые сердца и разбитую надежду. А вот теперь, кажется, сердце смутили ей... Глупость какая. Ведь это всего лишь Игра... но как же ей хотелось, чтобы Игра превратилась в Настоящее, а зеркало реальности разлетелось в пыль под её ногами. Со временем она перестала надеяться. И когда она играла, колокольчики уже не подпевали ей... Ведь были подарены - на счастье...
«Когда звенят колокольчики, ангелы на небесах получают крылья...» - вспомнилась фраза из старого кинофильма. Её колокольчики никогда не звенели сами, если только она не проводила по ним рукой, или ветер случайно задевал язычки...
Яххи открыла балкон, и ветер, ворвавшись в комнату, внес в неё что-то - ожидание... Нет. Так нельзя. Или - всё-таки - можно?...
Яххи поёжилась, накинула на плечи сшитый ею самой чёрный, полусолнцем, плащ, одела подаренную кем-то полумаску, взяла гитару... Пробежались по нейлоновым струнам пальцы, беря привычные аккорды...
Мне приказано было забыть,
Лишь закончилась наша игра,
Оставаясь бессмысленно жить,
Возвращаясь к утру - без тебя.
Был откован мой меч и мой щит -
Серебристая горечь разлук -
Отдан мне, чтоб напомнить твой крик,
Что бессмысленно рваться из рук...
Пред тобою с гитарой стоять.
Серый взгляд - как осенняя дрожь
Моих песен - протянется вспять
Против воли моей - не сотрёшь.
Я хотела бы быть наяву
Менестрелем твоим при Дворе...
Мне лишь имя назвать - я проснусь...
Ты - останешься...
Ветер хлопнул дверью балкона. Яххи вздрогнула, оборвав песню. Лишь теперь поняла, как замерзли пальцы.
Гитара застонала, жалуясь - верно, кто-то придёт. Лучше поставить её в угол и переодеться. Этот наряд только для себя и для Игры... теперь ещё и для Него... Только для Него...
Яххи вернется в замок и будет петь. Будет петь так, чтобы закрепилась сотканная иллюзия Игры, чтобы взорвалась грань, и родился новый мир. Мир, в котором не было места ей, но было место - Ему...
Не успела. В дверь позвонили. И робко, почти неслышно, вслед дверному звонку раздались тонкие голоса колокольчиков...
Яххи повернула ключ, толкнула... и вновь соединились взгляды Принца и Менестреля. Ярко-рыжего, солнечного Принца, похожего на озорного, пушистого котёнка - в потёртых джинсах и старой кожаной куртке. Он не сказал ни слова. Ломко качнулось между ними молчание. Протянул руку, взяв в ладонь лежащие на ладах пальцы Яххи, коснувшись струн. По очереди поцеловал кончики её пальцев. Застенчиво улыбнувшись, попросил: «Спой... Пожалуйста...»
И впервые её гитара чисто, без дребезжания, выводила чёткие, яркие звуки, которым вторил изумлённо-радостный голос Яххи...
Июнь 1999г.
[1] Имеется в виду магнитола.
[2] Чтобы оценить это, нужно просто представить себе квартиру, в которой постоянно проживает не менее чем пять-семь человек, поют, как правило, до утра под гитару, и только после засыпают, и почти постоянно пьют чай из разнокалиберных кружек, частично - без ручек, которые почти никогда не моют, только выплескивая старый чай, питаясь исключительно бутербродами.