- Что, у меня это на лице написано?
- Сюда приходят либо украсть, либо посмотреть на меня. Впрочем, за последние лет.. двадцать здесь никого не было. Привыкнуть можно ко всему, даже к невероятному.
- Вроде музыки на весь город, от которой потом все дрожит внутри? - осведомилась Спинетта.
- Вроде не стареющей и не умирающей меня.
- Поделись секретом, - попросила Спинетта. - А то у меня морщины первые появляются. Хоть ложись и умирай.
Женщина прошла мимо Спинетты и оглянулась через плечо.
- Только не в этом доме. Иди за мной, негоже, чтобы любопытство оставалось голодным. И не стоит портить себе аппетит в этой меланхоличной обстановке... прости, как ты представилась?
- Воровка, - без колебаний отозвалась Спинетта, ухмыльнувшись. - Но можно Спинетта.
- Спинетта.... Похоже на название музыкального инструмента, - женщина отворила двери шире, прошла в холл и толкнула дверь на улицу.
- А я - Орея. Но можешь звать меня просто привидением.
Орея спустилась по ступенькам и снова оглянулась.
- Идем, любопытство. Я бы хотела сыграть таинственную роль и помучить тебя - но сегодня у меня слишком разговорчивое настроение.
- Ну, мы можем отрепетировать все заново, - предложила Спинетта, поддевая мыском сапога лист на дорожке.
Орея обхватила плечи руками.
- Не стоит. Я очень усталое привидение и мне абсолютно все равно, после каких церемоний начинать рассказ и после каких моих слов ты уйдешь отсюда..
***
- Я жила по-настоящему счастливой жизнью, насколько только могло быть полным счастье в этом, живущим по заранее отмеренным поступкам и правилам городке. Тогда, двести лет назад, каждый с рождения знал, что ждет его впереди. Каждый торопил тот миг, когда небеса даруют отмеренные ему радости, и умел наслаждаться ими до самого последнего вздоха, не желая ничего большего.
Я получила счастья сверх меры. Я была обожаема, я любила в ответ, я жила в доме, где все было подобранно в соответствии с моими вкусами, привычками и чаяниями. Мой бесконечно нежный, щедрый, добрый муж не уставал целовать мои пальцы, и я не думаю, что кто-нибудь в этом городе за всю свою жизнь слышал столько слов любви, сколько слышала я каждый день.
Я просыпалась с улыбкой на губах и засыпала с ней же. О, да, я была бесконечно счастлива. И если иногда странная тоска и ожидание чего-то закрадывались в мою душу, то виноват в этом был только дождь, обнимающий розы в саду. И если иногда мне казалось, что я не могу чего-то вспомнить, то причиной тому был ветер, играющий с листьями на земле...
Изящные тонкие пальцы провели по иголочкам астры и нервным движением вырвали их, ссыпав фиолетовым ручейком на землю.
- То утро было обманчиво холодным, и я в своем теплом пальто начала быстро задыхаться. Мне хотелось отшвырнуть его прочь, стащить с рук перчатки, сбросить шляпку, чтобы ветер принес ее кому-нибудь в сад - вот была бы потеха...
Мне хотелось бежать, но как приличная дама, я сдерживала шаг изо всех сил, только поняла вдруг, что не могу больше идти рядом с другими людьми. Я свернула в улочку, утопающую в весенних цветах, и начала медленно спускаться вниз, с пригорка. Было так спокойно, и ни одной души до самого горизонта. Только дома подмигивали мне солнечными зайчиками в окнах, да ленивая кошка умывалась в чьем-то палисаднике. И я сделала воистину сумасбродный поступок - сняла перчатки, засунула их в карман, и, остановившись возле одного из домов, принялась гладить полураспустившиеся бутоны, растущие вплотную к ограде...
Орея прикоснулась пальцами к губам и легонько улыбнулась. Опустила руку и сломанный стебель астры сочно хрустнул. Орея поднесла цветок к лицу и легонько прикусила темно-розовые лепестки.
- И тогда я услышала ту мелодию. Только что я стояла на залитой солнцем улице, и вдруг кто-то взял меня за руку и повел по берегу океана, по черному песку, который резал босые ступни. И прикосновение чужих пальцев жгло ладонь, и берег был безлюден и неприветлив, но все же - так прекрасен этим сумрачным днем .
Невидимый музыкант нанизал меня на эту мелодию, как нанизывают цветок на проволоку, чтобы он стоял в букете прямо. Живущие на земле не могли слить ноты в такое рвущее сердце и, в то же время приносящее невыразимый покой, звучание. Мне казалось, я не жила до этого, и должна, обязана была отыскать его...
Орея протянула астру Спинетте, и та рассеяно приняла ее, засунув стеблем в карман куртки.
- Остальное ты, наверное, слышала. Он и впрямь оказался Демоном - человек не создал бы такой музыки, а ангел не смог бы сделать ее настолько невыносимо терзающей душу болью и сладостью. Я приходила к нему каждое утро. Я потеряла сон и покой, и ни поцелуи, ни слова уже не могли вернуть прежнего счастья. Я даже не поняла, когда стала любить не только эту мелодию, но и его пальцы, порхающие по клавиатуре, его глаза, с затаившимися в глубине радужки золотистыми искорками. Он редко говорил, мой Демон, только смотрел на меня, мы просто смотрели друг на друга, и в этом молчании было больше смысла, чем в сотнях слов. Он играл, и мы вместе переносились в тот мир, который на самом деле жаждала наша душа - он оказался одинаковым для нас. Он играл до тех пор, пока сердце не звало меня обратно, и я успокаивалась - до того момента, как все мое существо не начинало кричать, что хочет вновь слышать ту музыку...