Сразу за Музеем Великой Отечественной в огромном, скрытом от горвластей яру-слободе старая Нане приказала принять баньку в теплой кирпичной мазанке, провела короткое следствие и ребёнка отняла по всем правилам и с отстрочкой…
– Подрастёшь сама, подрастёт Митяй – найдём общее занятие. А пока живи в метропортале. Будешь вести левый берег. Пацанят блудных берёшь под свою опёку, а с твоим Митяем работать будет Надежда. Она заботливая… Не сморозит до косточек.. А скипидар продаётся почти что даром… Чуть что смажем, аж пар с тела пойдет…
– Так у него же не тело, а тельце…
– У Митяя тельце, а у тебя дельце… Взяла за руку гаврика и вперёд!
– Сколько ему?
– Двенадцать..
– А почему гаврик?
– Имён не любит – в детстве его больно били за то, что откликался ради сладостей да мороженного на любое не своё имя… Так били, что и своё запамятовал… Но мальчишка толковый…
– А ночевать?
– Конечно, у метро… Он у одной бабки там квартирку снимает. Исправно ей платит, а она ему за то позволяет ещё двух-трёх сирот к себе приводить. Ты будешь его тетей… Так что мальков да следить за их промыслом твоя работа…
Митяя Ольга увидела только через полгода. Завернутая в несколько бабьих платков Надежда в конце морозного февраля была впущена в её метровотчину и Ольга увидела полнощекого чумазого бутуза с синенькими прожилочками на шее. Это и был её сермяжный Митяй…
…Вечером Мусю мыли и смазывали волосы керосином. Стричь было определенно нельзя. Могли счесть за педикулезных, так что гаврик смотался на секондхенд и прикупил несколько чистых недорогих вещиц. Курточку, чулочки, и почти театральную юбочку… Ольга обнаружила в некоторых местах на тельце коросту и принялась наносить вонючую мазь Вишенского. Затем Мусю закутали в бежевое детское одеяльце, которое поутру вынесли на мусорку… Таких одеялец перевели на Мусю более десятка… Их когда-то нашли на окрестной свалке, выброшенных впопыхах каким-то получателем шаровой немецкой гуманитарки…
Вечерами Муся пила теперь горячее молоко, а гаврик – с Ольгой на двоих маленькую чекушку водки. Да ещё одну чекушки стали приносить закрывавшей на всё происходящее глаза бабушке… Со временем приладились спать все втроем в одной двуспальной постели… Гаврик обычно скатывался калачиком, пытаясь обнять высокую и неприступную Ольку, тогда как та, обнимая правой рукой Мусю, ловко щелкала пальцами левой руки достаточно веские назидательные щелбаны… Но к весне, подросший гаврик уже вполне стал ей интересен и Муся теперь спала одна на роскошно новенькой раскладушке…
Кроме как стать в особых отношениях с Ольгой подросшему гаврику пришлось осознать, что и ростом он вымахал, и ломка голоса подарила ему сипловаты мужицкий бас… И тогда гаврик заявил грозной смотрящей Нане, что забирает на лето Ольгу в свадебное путешествие в Закарпатье… Та тихо ухмыльнулась и как-то негрозно выдала им дорожные двадцать баксов…
– Но чтобы не в один конец, шатропа!.. Через месяц жду в Киеве… А к Мусе подселим Ёшку и… – здесь она достала из-под стола настоящую с кожаными мехами гармонь…
Ёшка оказался прыщавым мальчишкой с перекривленным ртом и обваренною ступнею левой ноги. Внешне она напоминала распаренную рачью клешню, но самому Ёшке нисколько жить не мешала. Пришлось уже Мусе стать в их мире за старшую и следить за тем, чтобы Ёшка не пропивал кровнозаработанные и приносили пищу и ей, и бабушке, и передавал через ходоков Нане положенное…
Ни Ольга, ни гаврик раньше сентября в Киеве не обнаружились. К тому же у Ёшки случился аппендицит, и бабушка, проклиная неумеренность малолетнего алкоголика, вызвала ему скорую, а Мусе посоветовала убраться куда подальше вместе с гармошкой… Так Муся оказалась на Гидропарке. Нане отнеслась к тому, что Муся ушла в летние шатры положительно. Деньги та передавала исправно, да ещё подобрала на Гидропарке двух маленьких попрошаек, и их трио стало весьма популярным на перегоне от станции метро Черниговская до Гидропарка.
Ёшке пролежал в больнице два месяца. За ним приехала беременная от закарпатского красавца-цыгана Ольга, назвалась сестрой и увезла куда-то к мальчишкам, где теперь верховодил возмужавший за лето гаврик….
Муся и обрадовалась, и нет явлению Ольги. Она уже привыкла к вольнице, да и новых подружек безголосых своих Светку и Люську терять не хотела…