Я слегка наклоняюсь вперед и на секунду закрываю глаза. Я не должен был идти так быстро, или, может быть, это внезапное вращение сделало свое дело. Я на секунду забыл, что не должен делать резких движений.
— Спина? — спрашивает она.
Я открываю глаза, чтобы смерить ее взглядом.
— Нет. Мне нравится издавать болевые крики от удовольствия.
— Вот что ты получаешь за то, что бегаешь как идиот.
— Я не бежал, — прохрипел я.
— Ты можешь идти?
Я пытаюсь выпрямиться и сделать шаг, но мне кажется, что на пояснице сидит слон.
— В конце концов смогу. Я жду, когда боль утихнет.
— Во сколько ты принял обезболивающее?
— Я их не принимал.
Ее брови взлетели к небу.
— Почему?
— Я бы предпочел не прибегать к ним.
— Значит, ты предпочитаешь испытывать мучительную боль?
Несмотря на дискомфорт, я ухмыляюсь.
— Очевидно. Я ведь пошел за тобой, не так ли?
— Для умного человека ты можешь быть таким тупицей.
Моя ухмылка расширяется.
— Значит, ты считаешь меня умным.
Она сужает глаза.
— Я думаю, что ты полон дерьма и совсем не испытываешь боли, — она поворачивается, чтобы уйти, но я уступаю и касаюсь ее руки.
— Подожди. Я не шучу. Я могу потерять сознание от боли, если скоро не лягу.
— И что ты хочешь, чтобы я с этим сделала?
Черт. Она собирается заставить меня сказать это.
— Не могла бы ты помочь мне вернуться в наш номер?
Ее глаза расширились.
— Ого. Ты просишь меня о помощи? Ты, наверное, умираешь по-настоящему.
К черту. Я не буду умолять. Стиснув зубы, я делаю шаг, потом еще один, надеясь, что смогу дойти до лифта, не упав.
Блэр шагает рядом со мной, переплетая свою руку с моей.
— Давай, дедушка. Обопрись на меня.
Я бы ответил, но все мое внимание сосредоточено на том, чтобы пройти через это без новых унижений. Дважды, в течение нескольких часов, Блэр была свидетелем моего самого низкого положения, и это будет пожирать меня месяцами.
Она маленькая, и поэтому я изо всех сил стараюсь не опираться на нее слишком сильно. Короткое расстояние кажется милей, но в конце концов мы добираемся до лифта как раз в тот момент, когда из него выходит пара. Блэр продолжает держать меня за руку, даже когда я прислоняюсь к стене и закрываю глаза.
— Ты собираешься потерять сознание? — спрашивает она.
— Нет.
— Тошнит?
Чтобы поиздеваться, я вру.
— Да.
— Серьезно?
Я поворачиваюсь к ней лицом.
— Нет, я просто играю на твоих нервах.
Она сначала отворачивается.
— Я не знаю, почему тебе нравится надо мной издеваться.
— Правда? Ты не знаешь?
Лифт дзинькает за секунду до того, как открываются двери. К счастью, он находится на небольшом расстоянии от нашего номера. Блэр достает из сумочки ключ-карту и открывает передо мной дверь. Как только я переступаю порог, я отхожу от нее и направляюсь к дивану, где падаю на живот. Это не полное облегчение, но такая поза определенно лучше, чем стоя.
— Где твои обезболивающие?
Я прижимаюсь лицом к дивану и отвечаю: — Я их не принимаю.
— Алекс, перестань. Почему ты упрямишься?
Я поворачиваю голову и вижу, что она стоит рядом с диваном, положив руки на бедра. Ее розовое пальто расстегнуто, обнажая суперкороткое черно-белое платье с большими белыми пуговицами спереди. На ней черные колготки, но они не скрывают прекрасную форму ее ног. Мои мысли становятся опасными. Я хочу провести пальцами по ее бедрам и выяснить, действительно ли она не ледяная принцесса, какой я ее всегда представлял.
Я поднимаю глаза, пока она не заметила, что я пялюсь на нее, как жуткий гад.
— Потому что мой отец пристрастился к ним после несчастного случая несколько лет назад.
Это признание удивляет не только ее, но и меня. Может быть, это боль заставила меня выдать такой личный факт о моей семье, или я просто хотел, чтобы она перестала приставать ко мне с расспросами об обезболивающих.
— А, понятно, — она разворачивается и исчезает в своей комнате, не сказав больше ни слова.
Ладно, не совсем та реакция, которую я ожидал, но, по крайней мере, она оставила меня в покое. Я закрываю глаза, надеясь, что усталость от поездки и виски усыпят меня.
Через пару минут Блэр возвращается в гостиную.
— Ты сможешь раздеться до пояса?
Я открываю глаза.
— Тебе не потребовалось много времени, чтобы попытаться раздеть меня.
Она прищурилась.
— Вытащи свои мысли из канавы. Мне нужно снять с тебя рубашку, чтобы я могла приложить горячий компресс к твоей спине.
Затем я вижу в ее руке голубой мешочек.
— Не могу поверить, что это было у тебя в чемодане.
Она пожимает плечами.
— Надо быть готовым. Теперь ты можешь снять свитер сам или тебе нужна помощь?
У меня возникает искушение сказать, что мне нужна ее помощь, просто чтобы посмотреть на ее реакцию, но я и так уже слишком много раз полагался на нее сегодня.
— Думаю, я справлюсь, — я сажусь, и тут же в бедрах вспыхивает боль.
Я хватаюсь за края свитера и футболки, чтобы снять их одновременно, но на полпути останавливаюсь, чтобы сделать глубокий вдох. Черт, как больно.
— Господи, давай я тебе помогу, — Блэр кладет компресс на журнальный столик и наклоняется, приближая свое лицо к моему.
Наши взгляды встречаются, и я чувствую перемену в воздухе. Она смотрит на меня не с ненавистью, как в предыдущие разы, когда мы устраивали поединок взглядов. В ее прекрасных голубых глазах светится желание. Она опускает взгляд к моим губам и задерживается там на пару мгновений. Я нахожусь в секунде от того, чтобы намотать на руку прядь ее волос и прижать ее губы к своим, когда она срывает с меня одновременно свитер и футболку и отступает назад. Она не произносит ни слова, переключая внимание на мою грудь.
Я привык к тому, что женщины меня разглядывают, но сейчас мне доставляет особое удовольствие то, что это делает Блэр.
— Видишь что-то, что тебе нравится?
— Я и не знала, какой ты ужасно бледный.
Ее оскорбление вызывает ухмылку на моих губах.
— Я зимний мальчик.
— Хорошо, теперь ложись на живот, чтобы я могла положить тебе на спину горячий компресс, — говорит она мне.
Напористые манеры Блэр всегда раздражали меня, но сегодня я делаю все, что она говорит, без возражений, потому что, шутки в сторону, моя спина меня убивает.
— Где болит больше всего? — спрашивает она.
— В пояснице.
Как только она прикладывает горячий компресс к моей ноющей мышце, наступает облегчение. Но боль еще далеко не прошла. Я громко стону.
— Что случилось? Слишком горячо?
— Нет. Это прекрасно.
— Я читала, что нужно чередовать горячее и холодное. Я буду прикладывать лед через некоторое время.
— Массаж может быть более полезен, — говорю я, не задумываясь. Или, может быть, я думаю, но только своим членом.
— Обычно я бы и десятиметровым шестом к тебе не прикоснулась, но я вижу, что тебе очень больно. Если ты думаешь, что это поможет.
Не веря своим ушам, я смотрю на нее. Она выглядит искренней, и, черт возьми, если мое сердце не разогналось с нуля до сто миль в час за две секунды.
— Помогло бы.
— Хорошо.
Я смотрю, как она снимает туфли на высоком каблуке и подходит ко мне с меньшей уверенностью, чем я привык от нее ожидать.
— Я никогда раньше не делала никому массаж. Что мне делать?
Признание Блэр в том, что она не знает, как что-то делать, и просит помочь меня, оправдывают все мои предыдущие моменты слабости.
— Сядь на заднюю часть моих ног.
— Что? — пискнула она.
— Так тебе будет легче. Иначе у тебя может заболеть спина. Диван слишком низкий. Ты же не хочешь горбиться надо мной.
Я с трудом верю, что она так и поступила, и, черт возьми, если она не сидит на мне сверху, я мгновенно возбуждаюсь. Мой стояк упирается в джинсы, и мне приходится бороться с желанием прижаться бедрами к дивану.