— А вы можете пропустить меня вперед? Мне очень нужно, ну что вам стоит, — Красик обращался уже ко всем. В интонациях его голоса появились плаксивые нотки.
— Мне очень, очень. Вы понимаете, когда очень, очень? Бывают же такие минуты, когда нельзя отказать? Мне нельзя отказать. Просто нельзя. Это негуманно. Гуманизм это самое главное. Мы же с вами гуманисты. Жалость гуманна. Жестокость не гуманна. Гуманисты. Вы, конечно, гуманисты. Я тогда пойду вперед? Нет возражений? Нет? Нет возражений, — и он скоренько удалился по сумрачному коридору, повторяя последние слова:
— Нет возражений. Нет возражений…
— Что это было? — спросила девчушка. — Куда он ушел?
— Словесный понос, — ответила Венса.
— Он еще там в бункере замучил меня вопросами по телефону: «Что, да как?» И видите ли, дайте ему доказательства, что Он есть? А у меня нет доказательств. Надо просто верить, что Он есть, — юноша хотел еще что-то сказать, но Лучу прервал его:
— Надо идти. А он, точнее оно, этот Красик, может быть и не человек вовсе, но у меня тоже нет доказательств.
— Может, мне уже можно снять повязку? — спросила девчушка. — Скоро выход. Вы чувствуете, воздух стал свежим и пахнет по-другому.
— Да, духота ушла, — подтвердила Венса. — Но где этот выход? Этот дурацкий лабиринт сложно устроен. А вот псих, наверное, дорогу знает, умчался как вихрь.
Свежий воздух заметно улучшил настроение. Девчушка перестала бояться глухих коридоров и узких лазов.
— Я уже не страдаю этой клаустрофобией. А то разбоялась, как маленькая девочка. Говорила мне мама: «Станешь взрослой, когда для других будешь делать больше, чем для себя», а я не знаю до сих пор, взрослая я или нет?
— Взрослая, раз идешь вместе с нами к Гуру, — ответил юноша. — Мы все здесь взрослые, опекунов что-то я здесь не заметил. Один Он нам всем опекун. Только у Него защиты надо искать, только Он…
— На Него надейся, а сам не плошай, — так часто говорила мама Эля, — перебил его Лучу.
— А без Него всё равно не обойтись, — юноша крепко держал девчушку за руку, и она с каждым шагом двигалась все увереннее по еще довольно узким коридорам.
На него они наткнулись так внезапно, что в Лучу, резко остановившегося, с ходу воткнулась Венса и, недовольная, что-то буркнула себе под нос.
Он лежал на боку, поджав коленки почти к подбородку, и, похоже, тихо спал с открытыми глазами. Лучу склонился над ним, зрачки Красика не реагировали на движение руки.
— Утомился псих, — иронично заметила Венса, заглянув через плечо Лучу. — Словами всех закидал и кончился. Спит как сурок в подземелье.
— Он не спит, он умер, — неуверенно сказал Лучу, — дыхание незаметно.
Лучу осторожно пощупал пульс.
— Странно, пульса нет, а рука горячая. Недавно умер.
Псих пошевелился и еле слышно, ни на что не реагируя, заговорил:
— Нет возражений, нет возражений. Срочно нет возражений. Срочно зарядка. Нет возражений, — он еще с минуту что-то бормотал совсем неразличимо и окончательно затих.
— Точно умер, — прошептал юноша.
— Это ужасно, надо позвать кого-то, — девчушка испуганно прижалась к бетонной стене.
— Что будем делать? Надо его вынести отсюда, — предложила Венса. — Оставлять его здесь нельзя.
— Он не человек. Смотрите, — и Лучу несколько раз заслонил ладонью свет, падающий психу прямо в глаза.
— А что тут смотреть? — недоверчиво спросила Венса. — Псих лежит себе, не шевелится.
— У него зрачки от света сужаются. Видите, — Лучу еще несколько раз повторил манипуляцию со светом.
— Может, он не весь умер? — предположил юноша. — Душа еще не отошла.
— Никакой у него души нет. Если он умер, зрачки тоже должны умереть. Да и теплый он до сих пор. У него что-то сломалось. Он точно не человек, — Лучу еще раз послушал пульс. Проверил дыхание.
— Я не доктор и не знаю, что это такое. Можно, конечно, взять его с собой, я ведь могу ошибаться.
— Изделие приближается к выходу, — помощник в очередной раз зачитал сообщение.
— Хорошо, — одобрительно кивнул головой шеф и, не отрываясь от бумаг, спросил:
— Он идет первым или еще отстает?
Помощник еще раз заглянул в документ и ответил:
— Он идет с группой.
— С группой? — удивился шеф. — Это соответствует программе?