Дальше встав, начал обыскивать своих и немцев. Трое суток и хранилище запустится, я на это очень надеюсь, и до этого момента мне нужно продержаться.
А выход только один, сдаться в плен немцам. Думаю, приказ не брать пограничников в плен уже пущен. Он через несколько дней после начала войны был спущен, так что в моей форме выходить, не стоит. Спрячу с документами. Голышом пойду.
А когда хранилище запустится, будет время, навещу крепость и заберу своё. Да, я решил сохранить личность Руслана Ахметова, в тело которого попал. Узбека похоже, хотя что-то от славян у него было, но раскосый, что продавало ему свою изюминку.
Смесок, наверное, отец или мать из славян. Думаю, мать. Девчата таких любят. До этого у меня в основном русские были, славяне.
Обыск дал понять, что первое впечатление оказалось верное, тут до меня тщательно всё обыскали. Однако брали важное, воду и съестное, оружие патроны, мелочь не трогали. С немцев можно шесть пару наручных часов снять, но я не трогал. Не мной убиты.
Нашёл пехотную лопатку, причём у немца, ушёл в угол зала, и разгребая кирпичи, стал копать яму. Тут земля была плотная, слежавшаяся. На полметра выкопал, дальше снова кирпичи пошли, снял с себя всё и уложил.
Оружие, что вписано в удостоверение, я среди той бойни в зале подземелья, нашёл. Карабин «Мосина». Со сломанным прикладом был, вот никого и не заинтересовал. Сам перелом у рукоятки. Видимо в рукопашной Руслан как дубинкой его использовал, и переломилось. Висел приклад на ремне.
Ничего, само оружие целое вроде, пусть и без патронов, починю, нашёл другой карабин «Мосина» с согнутым стволом. Как только смогли? С него и перекину, но позже.
Сапоги с трудом снял, портянки выкинул, они по-моему сгнили. Сколько же парень тут выживал с другими защитниками? Даже предположить не могу. Кстати, искал фуражку, даже тела ворочал, не нашёл. Видимо ранее где-то потерял.
Других пограничников среди убитых не нашёл. Некоторые вообще без гимнастёрок. Грязные все. Не первый день оборону в крепости держат. Дальше что, закопал всё своё добро, присыпал, замаскировал также битыми кирпичами и мусором. Вдруг тот новый бой или огнемётами отработают? А земля защитит.
Лопатку чуть в стороне спрятал. После этого выбрался наружу через пролом, явно два снаряда крупного калибра попало, и держа руки на виду, двинул по разбитому двору крепости, глядя на расстрелянные здания казарм и другие строения крепости.
Идти босиком тяжело было, приходилось постоянно смотреть под ноги. Смрадом разложения тянуло со всех сторон, сгоревшие остатки техники и вооружения.
– Ком. Ком, – расслышал я, кто-то подзывал на немецком.
Приметив немцев в стороне, у стены здания, похожего на штабное, выгоревшее изнутри, я двинул туда. Вот так я и попал в плен. Немцы, добродушно посмеиваясь, даже обыскивать не стали. А нечему тут обыскать, я обнажён. Вот один и повёл прочь.
Иногда постреливали, это я слышал, но чтобы ожесточённые бои шли, этого не было. Значит, к концу подходили бои. Когда мы покинули крепость, по тропинке шли, то многие встречные немецкие солдаты ржали, видя меня.
Как я понял, те боепитание и горячую пищу доставляли, у меня живот сводило от голода и жажды, но я крепился. Так вот, когда мы крепость покинули, то конвоир не стал мне мешать спуститься к воде у мостика и жадно напиться.
А потом запрыгнуть в воду и быстро отмыться. Руки как два куска грязи, быстро отмывал. Эх, мыла не хватает. Дальше нырял с головой и водил руками по телу. На нём тоже разводов хватало. Так и отмылся. Правда, сукровица с головы потекла, точно рана есть.
Немцу надоело ждать, а я ещё раз напился, выгнал из воды резкими командами, и повёл дальше. Уф, жажда уходила, уже легче. Теперь бы поесть и медицинскую помощь получить.
Чуть позже нас остановил унтер у палатки с красным крестом, медик, судя по знакам различия. Со смехом сказав конвоиру, чтобы дикий русский не пугал немецких женщин, видимо связисток, велел обойти палатки, и кинул мне тряпицу.
Я её бёдра намотал, прикрыл срам. Заодно показал на голову, наклонившись, чтобы тот видел. Унтер кстати, заинтересовался, видимо скучно, раненых нет, стал осматривать, потом надавил на рану. Тут я охнул от вспышки боли и меня вырубило.
Очнулся я видимо не сразу. Вечер уже был, солнце садилось. Унтер, что привёл меня в сознание, знаками велел подниматься. Того конвоира рядом не было, а было двое носилок с ранеными немецкими солдатами. Их готовились погрузить в кузов машины. Уже обработали раны. Я ощупал голову, повязка, через подбородок. Внизу узелок. Похоже обработал уже. Ну хоть это.