Выбрать главу

Беседа о нынешней ситуации на "Стерхе" продолжалась.

– Наш новый капитан серьезно углубился в досье, сразу видно – ответственный человек…

– Если б его назначили к нам на судно не так скоропостижно, возможно он держался бы проще. И уверенней.

– Слышали, наш прежний кэп уже вышел из восстановительной клиники. Теперь будет жить только на Земле.

– Конечно, такое облучение – не шутка. Вообще Курант – странное место. Чувствую, с ним еще возни будет не меньше, чем на сотню лет.

– Еще бы. Как орала вся пресса: "Курант – крах антропной феноменологии!". А нашему Чилимову просто крупно не повезло. Теперь, наверно, будет в каком-нибудь инфоуровне работать или где преподавать.

– А что Илюша не идет? Неужто Нечетный счел подозрительной его специализацию и теперь домогается страшной правды – а не связана ли наша нынешняя миссия с непроходимыми тайнами криптограмм давно усопших цивилизаций?

– Нечетный наивен, хотя и имеет немалый боцманский стаж. У них на "Медузе", насколько я знаю, ситуация была не такая. Ему и в голову не приходит, что с такими отраслями, как у нас, СпецБюро срослось прочно и надолго. Он полагает это неестественным положением вещей, в то время как все давно уже совершенно нормально. Это его паранойя, мол, половина состава "Стерха" под колпаком, какие-то интриги, какая-то недосказанность. Но скоро, думаю, он поймет, что разумнее относиться к этому как к параллельной заинтересованности нескольких структур, не больше.

– Но и не меньше, Эдик! И вообще – ты речь толкнул только что прямо-таки одиозную! Эти "отрасли", эти "структуры" и прочее "положение вещей". Зычно!

– Влад, ну ты же сам понимаешь – а вдруг нечетная паранойя так велика, что нас сейчас прослушивают? Мы же не на Земле… Вот я помалу и продвигаю, как ты выразился, "одиозные речи".

– Ну, Эд, это уже самая что ни на есть паранойя с твоей стороны!

– А то!

Беседа "ботаников" продолжала плавно течь по волнам иронии и благостного такта, иногда напоминавшего снобизм высокообразованных сплетников.

Десантники занимались тем же. Лукъян совмещал разговор с занятиями на эндотренажере. Стаслав изредка отрывал взгляд от волнового микрострельбища и бросал короткие реплики. Петруха, как обычно, ел дары Адриатического моря, говоря с полным ртом. Константин сидел чуть в стороне в какой-то сложной асане и поддерживал разговор изнутри нее.

– Да че, нормальный кэп. Я с ним когда-то на Гамаюне сталкивался. Не любит он всей этой хренотени по типу спецгрифы, СпецБюро. У каждого есть своя работа, на фиг плести кружева?

– Ну так, на фиг – не на фиг, а считай все "боты" под колпаком, каждый по-своему.

– Нормально: теоретиков нужно досматривать, чтоб мозги не расплескались. Светила науки на "Стерхе" – самый ценный, ети его мать, груз.

– Ага, вот Поликарп, к примеру, специалист по Куранту, только на Куранте-то ни разу не был. И среди "желтых" таких, по-моему, немало.

– Ботаники хотят прессануть Нечетного, показать ему, какая у них здесь супер-роль, это же видно.

– Руслан, ты че – это ж зычные ребята, желтые головорезы, говори потише.

Раскатистый хохот Петрухи, Руслана и Константина задребежжал в сводах отсека.

– Вот пускай они вперед нас разберутся, что там за возня в Трип-колонии, а мы тем временем измыслим теорию, что же происходит на самом деле.

– А кстати, в колонии приключения нездоровые – пару диссидентов завалили, потом сообщения прислали – еще есть убитые…

– Беснуются там, как пауки в банке. Поглядим, что там у них за Бедлам.

– Может, все это театр насчет убийств. Или вернуться хотят под каким-то хитрым соусом, или цену себе набивают.

– Ну, если злобно выяриваться начнут – с радостью заряжу щелбан кому-нибудь в голову!

– Да, давненько мы подзатыльников не отпускали. Надеюсь, наш рейд по-настоящему экстренный.

– Представь, Петруха, картину: Ливаш еще в свое "сафари" доиграть не успел, а мы уже шалунишек наказали и мирных колонюг по горшкам рассадили и успокоили.

– Так оно и будет, не сомневаюсь.

– Погодите, мужики, мы же вроде договорились вперед себя желтых головотяпов выпустить!

Очередная волна громкого смеха докатилась до отсека, где общались между собой пилоты.

Старший пилот Глеб Фет все свое свободное время отдавал рисованию. Он писал портреты своих подчиненных, по памяти делал наброски знакомых с Земли или просто выдумывал какие-то антропоморфные физиономии. Глеб рисовал двумя руками одновременно, нанося множество цветных линий, которые постепенно образовывали яркий переплетающийся узор, поначалу абстрактный, как голый алгоритм, но со временем превращавшийся в чью-то вполне узнаваемую морду. Хотя по манере большая часть портретов походила на относительно дружеские шаржи, хобби Фета вызывало у многих "стерховцев" определенное уважение. Эколог Анатолий Русанов даже приобретал некоторые понравившиеся ему произведения Глеба, и в своей каюте собрал небольшую, но гротескную коллекцию живописи, навеянной пустотным дыханием Космоса.

Глеб заканчивал портрет какой-то миловидной особы, видимо, своей последней подруги: длинное фиолетовое лицо, прекрасные, хотя и розового цвета глаза, шея, состоящая из флюоресцентных желтых нитей, которые напоминали давно всеми позабытую так называемую "ближневосточную вязь". За старшим наблюдали еще три пилота: Леонид Котов – пухлый, подвижный блондин в блестящей куртке покроя "минро", с крупным аметистовым перстнем на левом среднем пальце, Алексей Седых – скромняга внушительного роста в комбинезоне из эластанина, и Конрад Помилов – бесшабашный красавец в ярком блейзере и кожаных брюках.

– Что за сударыня? – живо поинтересовался Помилов, давно сросшийся с имиджем неисправимого бабника. – Уж не новый ли диспетчер космопорта? Что-то лицо не знакомо.

– Да нет, – отозвался Котов, юмор которого был так же тяжел, как он сам, – у той лицо зеленое.

– Глеб, а правда, кто такая? – дружелюбно спросил Седых, разминая длинные пальцы.

Фет не торопился с ответом. Он положил на фузиохолст еще несколько ярко-фиолетовых изогнутых мазков, постоял немного, глядя на свою работу и что-то прикидывая, потом выключил сигмогрифель.

– Может, первая любовь? – не унимался Помилов, сверкая брюками.

Глеб ухмыльнулся, надавил пальцем на невидимый сегмент в самом углу холста, затем проделал то же в противоположном и горделиво отошел в сторону. Лицо сударыни на холсте стало странно искривляться, словно бы стягивая на себя все прочие фоновые краски, цвета несколько раз скачкообразно изменились, затем линии сомкнулись, образовав радужный хаос. Пока Фет собирал свои сигмогрифели по чехлам, из разноцветного кома на холсте с тихим треском образовался совершенно новый портрет. Лицо было вполне узнаваемым: седина короткого ежика над округлым лбом, прозрачные недоверчивые глаза, по складке озабоченности на каждой щеке и волевой подбородок с глубокой ямкой – новый капитан "Стерха" во всей красе.

– Опять ты со своими штучками! – едва ли не хором сказали Котов с Помиловым. Фет только недавно стал приучать своих пилотов к возможностям программируемой фузиоживописи. Нотки разочарования в их голосах говорили только о том, что пилоты еще не смогли понять, как Глебу удается писать одно, а в результате получать другое.

– Вот тебе и первая любовь, – покачал головой Седых.

В отсек зашел Антоныч – самый старший по возрасту на судне, из команды техников.

– А, новый капитан, – Антоныч мельком взглянул на картину. – Чего это у него лицо желтое?

– Сейчас так модно, Антоныч, – автоматически произнес Помилов, неожиданно осознав сотни лет, стоящие за этой фразой.

– Ну-ну, – Антоныч не спеша принялся устанавливать новый экодатчик. – Минут через тридцать будем смотреть запись с колонии, поглядим, какая мода у них, а? Небось до смерти модный народ эти колонисты…

– Кстати, – Глеб посмотрел на портрет, – отделению пилотов приходится плотнее других общаться с капитаном, вы это знаете. Поэтому прошу нормально отнестись ко всем психологическим особенностям его адаптации на новом для него судне. Капитан Нечетный достойно работал на "Медузе". К нам он переведен, естественно, не по своей инициативе. Мы все имеем равную ответственность перед законом, как на Земле, так и в дальнем космосе, поэтому, ребята, будет лучше, если каждый из нас останется самим собой – и при старом капитане, и при новом. Это только на холсте я вам рисую барышню, а потом вы видите своего кэпа. В действительности самая главная задача для отделения пилотов – это остаться отделением пилотов. Я знаю, что все вы об этом прекрасно помните, поэтому и завел этот разговор.