Тем временем Глеб поспешил к другу, заботливо помогая тому подняться на ноги. Деграун, семеня по снегу и тряся своей полной тушкой, тоже спешил на помощь. И я зашагал к ним.
— Ты проиграл, — спокойно и размеренно начал я, глядя на Григанского без всякой злобы или надменности.
Григанский все еще держался за горло и тяжело дышал, затравленно, словно побитая собака, глядя на меня.
— Я знаю, что проиграл, — ответил он. — Я принимаю твою победу, дуэль была честной.
— Честной, — зло усмехнулся я. — Меня конечно радует, что ты сейчас стараешься держаться с честью, достойной твоего происхождения, но так ли на самом дели честна была эта дуэль?
Борислав непонимающе свел брови к переносице, Глеб заметно напрягся, но я пока не обращал на него внимание, подогревая эмоции и накаливая нервы моей жертвы.
— Меня ослабили, подстрелили пулями, начиненными вурдовским зельем ослабления. Сделано это было для того, чтобы ты победил в дуэли.
— Я этого не делал, Гарван! Ты несешь бред! Могу на роду поклясться! — вспылив, закричал Григанский.
— Не стоит, — усмехнулся я. — Я знаю, что это не ты. Это сделал твой отец.
Борислав округлил глаза, глядя на меня как на полоумного:
— Ты сдурел, Гарван?! Зачем моему отцу это? Да и он не знает про дуэль…
— Ну конечно, — грубо перебил я его, — ты ведь не в курсе, что твоей отец в курсе.
В глазах Григанского скользнул непонимание, он судорожно сглотнул, и снова потер покрасневшее от лассо горло:
— С чего ты взял?
— Пойдем, незачем с ним говорить, — внезапно схватил его под руку Глеб, пытаясь утащить с пустыря.
Но Борислав не сдвинулся с места, продолжая с непонимание таращиться на меня.
— Спроси у своего друг Быстрицкого, — улыбнулся я и перевёл взгляд на Глеба. Быстрицкий, словно остолбенев, неподвижно застыл.
— О чем он? — повернулся к нему Борислав.
— Он врет, это неправда, — не смея смотреть на меня или на Борислава, торопливо ответил Глеб.
Григанский, кажется, ему поверил.
— Этого не может быть, — закачал головой Борислав. — Ели бы отец узнал, он бы отменил родовую клятву, а мне бы влетело. Ты лжешь! Знаешь, Гарван, я уже начинаю сомневаться, что это не ты сам себя подстрели. Ты ведь сумасшедший!
Я продолжил говорить невозмутимым тоном и без всякой агрессии:
— Даже жаль тебя, Бор, — вздохнул я. — Ведь ты плохо знаешь своего отца, и друга тоже. Ты знал, что твой отец поручил Глебу следить за тобой, опекать, докладывать о всех делах? Знал, что твой отец наказывает Быстрицкого за твои проступки? Знал, что если ты не выиграешь эту дуэль, Быстрицкий лишиться помощи твоей семьи и покинет Варгановскую школу?
— Нет, это не правда! Ты все лжешь? — закричал на меня Глеб. Он был уже достаточно взвинчен, и я чувствовал, что он вот-вот проколется.
Вторя его крикам что-то мямлил, косясь на друга, Борислав:
— Глеб бы мне рассказал… Он бы не стал скрывать, он мой друг… Лучший друг…
— А друг ли он тебе вообще? — продолжал я уже жестким тоном. — Или просто вынужден быть твои другом, потому что зависит от твоего отца?
— Заткнись! — зашипел Глеб.
Я перевел взгляд на него, грустно покачал головой.
— Жаль тебя, — вполне искренне произнес я. — А ведь я собирался тебе помочь. Все ведь можно было исправить, ты бы мог больше не зависеть от Григанских!
Он стиснул челюсти так, что на худых скулах заходили ходуном желваки. Так же были стиснуты и его кулаки. Глеб держался из последних сил. Сейчас он или набросится на меня или сорвется и расколется.
— Где ты прячешь артефакт с помощью которого прикинулся мной? — продолжал я давить. — Это достаточно дорогой артефакт, сам бы ты наверняка такой не смог купить, а значит денег тебе дал Родомир. Как и денег на тетраход для тех подъемщиков, как и на оплату за их работу? Так где артефакт морока? Ты носишь его с собой? Он у тебя в рюкзаке?
Глеб не смотрел на меня, лишь беспрестанно качал головой.
— Убедись сам, проверь его рюкзак, — предложил я Бориславу.
— Нет! — резко сорвался с места и яростно выкрикнул Глеб.
— Почему же? Тебе есть что скрывать? — спросил я и перевел взгляд на растерянного Григанского. Теперь и до него начало доходить, что Глеб ведет себя странно и значит что-то скрывает.
Борислав молча бросился к Быстрицкому, с остервенелой яростью вырвал у него из рук рюкзак и силой вытрусил все его содержимое на снег. Посыпались учебники и тетради, выпал кошелек, вывалился пузырек с каким-то зельем. А после из отдельного закрытого отсека Борислав выудил и артефакт морока.
— Как это понимать? — заорал Борислав на друга.