Выбрать главу

Подумав об этом я снова приложился к горлышку бутылки и услышал деликатное покашливание рыжего.

— Докладывать Атому обязательно? — спросил он.

Я вздохнул, ставя бутылку на стол. Посмотрел на парня, смутно догадываясь, что его гложет. Гордый! Такому почувствовать себя марионеткой — неприятная штука. Говорить о своем позоре вслух — пожалуй, еще неприятнее: гордость рвется в клочки. Пожалеть бы его, махнуть рукой, но… чуйка снова стояла на лапах. Можно, можно все списать на ошибку, но кто же тогда предупредит своих? Даже если Атом нам не поверит, рассказать ему необходимо.

— Обязательно. Ему и Равэ Оканни. И желательно в мельчайших подробностях.

Парень выругался. Отчего-то на рэанском, словно надеясь, что я не пойму. Ругательство прозвучало тихо, но на редкость эмоционально и зло, заставив отметить — я представления не имею, где он проводит время, когда отсутствует в номере. Вряд ли кто-то из прислуги в представительстве мог позволить себе подобные выражения. За подобные грешки увольняют немедленно. Неужели в сезон дождей бродит по опасному городу?

И вновь дрожь по телу — за какие мелочи цепляется сознание лишь бы не принимать его слов всерьез. Ну какая разница — где нахватался Рокше этих словечек. Ведь самое страшное — мы уже летим в бездну. Нами играют — и нет среди игроков ни одного, кого мы могли бы назвать союзником.

Обернувшись, посмотрел на рыжего, напряженно застывшего возле дверей. Подумалось — вот кому форэтминское точно бы не помешало… А я, скотина, опять только об одном себе думаю. Надо было ему предложить вина… раньше. Но что теперь об этом думать: два пьяных пилота в одном корабле — уже перебор.

Я поставил бутыль назад, подошел к рыжему, кивнул:

— Ну что, пошли?

Глава 27

Олай стоял, заложив руки за спину, и смотрел на дверь, закрывшуюся за спиной рыжего. Равэ Оканни в задумчивости расхаживал по комнате и не поднимал взгляда от затейливого рисунка дорогого ковра.

— А не мог мальчишка все придумать? — подал он голос. — Ведь насколько я понимаю, Рокше из высокородных только и видел, что генерала? На Ирдале он наверняка был напуган. Мог и напутать.

У меня дернулась щека. Страх заставлял искать защиты и выстраивать стены — лишь бы не думать о неприятном; я понимал сомнения Оканни, но сомнения было принято толковать, исходя из худшей из вероятностей. Однако напомнить о том не успел — Атом меня опередил:

— Надеяться надо на лучшее, а предпосылки делать, исходя из худшего. — Он вздохнул, окинул комнату взглядом, ободряюще кивнул мне. — Благодарю, что ты не стал молчать. Кто знает, когда бы до меня дошла информация, если бы, как и планировали, мы разлетелись сразу после подписания договора. Пусть в малом, но Судьба пошла нам навстречу.

Оканни обронил:

— Все равно, вероятность ошибочной трактовки слишком высока. Я бы допросил того, кто хорошо знает Алашавара. Ту же мадам Арима…

Атом покачал головой.

— Плохая идея, Равэ… Высокородные — предусмотрительные и хитрые твари. Вспомни, что однажды устроили пилоты — модификанты. Высокородным только показалось, что мы пытались платить дань не в полном объеме, и они лишили нас людей и кораблей, ослабив флот каждой из Гильдий примерно на треть. С тех пор Гильдии с модификантами предпочитают не связываться. Фориэ — умная женщина и помогла нам с договором, но задавать ей вопросы об Алашаваре я не стану. Просто потому, что она может не во всех своих действиях отдавать себе отчет. Кто знает, на что она способна. А после того, как Алашавар подверг допросу Рокше, я бы и с рыжим откровенничать поостерегся.

Я поежился — словно холодным ветром продуло спину. То, что Алашавар — эрмиец, лишь предположение. Но даже оно отбирает у меня Фори и рыжего. Эту потерю не удастся залить форэтминским. Ппридется строить стену, аккуратно подбирать слова, чтобы не сболтнуть лишнего, в тесном помещении корабля никогда не поворачиваться к Рокше спиной. Ждать подвоха, всегда быть настороже.

Ждать подвоха надо и от себя самого. Я тоже беседовал с Алашаваром. И хоть Олай Атом наверняка понял это, вслух ничего не сказал. И не скажет. Впрочем, о чем тут говорить? Готовиться надо к худшему. К самому худшему.

Хотелось взвыть от чудовищности такой перспективы. Олай подошел, тихо промолвил: