Против всех ожиданий парень из-под моей руки вывернуться даже не попытался. Наоборот — вцепился совершенно отчаянно, ткнулся лбом и застыл. Только плечи дрожали — мелко, и от чужого дыхания и слез мне стало тепло.
— Рыжий, ты чего? — проговорил я ошеломленно.
Рокше попытался мотнуть головой — все так же без слов, не отрываясь. Получилось — словно боднул. Как-то совершенно по-детски это у него получилось. А я замер: словно подменили мне пилота. Где тот еж, к которому я успел привыкнуть? Где его колючки? Додумывать я побоялся… провел ладонью по голове Рокше, пытаясь утешить. Промолчал — слова были бы лишними. Да и не мог я найти ни одного подходящего слова.
Несколько минут так и прошло — в тишине, которую нарушали звук дыхания да шорох дождя за стеклом. Несколько минут, пока мальчишка не взял себя в руки, не отстранился, не вытер покрасневшие глаза ладонью — я сидел, пытаясь собрать воедино грозящую растрескаться в осколки собственную душу: боясь даже вздохнуть лишний раз.
А рыжий подвинулся, опустил ноги на пол.
— Прости меня, — произнес виновато, потом вздохнул, сплел пальцы в замок, и уставился на них, будто век не видел.
— За то, что попался? Со всеми бывает. Забудь.
Рокше мотнул головой — так же как прежде, упрямо.
— Ты влип из-за меня. Сам пошел в ловушку, за мной. Не спорь, это ведь так.
— Великое дело…
Я попытался отшутиться; но не удалось — рыжий глядел на меня зареванными глазищами, и выглядело это… странно — словно ему больно смотреть прямо в лицо и он бы рад отвести взгляд. А еще у него покраснели щеки, лоб, уши….
— Я думал, ты сбежишь, — он заставил себя сказать это и отвернулся, потом встал на ноги, неслышным шагом отошел к окну, у которого застыл, глядя на потоки воды. И нова молчал. А я наконец-то понял, куда делись его иголки — он колол своими колючками себя. И совершенно напрасно. Здраво, собственно, он рассуждал, не ожидая от меня помощи.
Пару месяцев назад оно так бы и было. Не сейчас. Пару месяцев назад я и представить себе не мог, что наемный пилот, мальчишка может стать для меня чем-то настолько важным, что я наплюю на намек Олая Атома. Но не признаваться же в этом?
Вместо того чтобы оставить парня в покое, я подошел к нему, положил руку на плечо.
— Хватит себя грызть, — это было все, что я мог сказать.
Сказать бы больше, но язык словно прилип к зубам. Немыслимо признаться в своих старых планах, как и в том, что давно отказался от них. Не хотелось, пусть даже нечаянно, напомнить, что еще недавно на Ирдале он сыпал упреками, и подозрения его были совсем не надуманы. Казалось, он только начал не подчиняться, как нанимателю, не выполнять приказы — доверять мне, и его доверие оказалось — внезапно — ценным. Ради него можно было расшибиться в лепешку. Ради этого можно было послать в бездну Олая.
Вспомнив о старике, я вздрогнул, — в один момент голова просветлела и заработала. Не приведи судьба, он узнает о допросе Корхиды. Нельзя идти к Атому с предупреждением, как и подавать жалобу на самоуправство Эльяны. Если он узнает о провидческих догадках Анамгимара — у него появится искушение убрать меня. И ни одна душа в мире не поверит в то, что на допросе мне удалось соврать высокородному. Подумают — лгу, чтобы вывернуться и сохранить себе жизнь. Правде не поверят, ни за что не поверят. Убьют. А уберут меня — ничто не помешает уничтожить и рыжего.
Я стиснул зубы. Никогда еще против меня не оборачивался весь мир разом. Были враги. Были те, на кого я работал; пусть не друзья, но хоть отчасти — единомышленники. И вот, в один миг мне стало не на кого положиться. Только на себя самого, да еще на Рокше. И только тень надежды, что Судьба еще не наигралась мною и какая-нибудь случайность подкинет шанс.
Сердце отчаянно забилось в груди — бежать нужно: бросить все, и бежать. С трудом я подавил этот панический импульс. Я отпустил плечо рыжего, облизнул губы, чувствуя вяжущую сухость во рту. Мне нужно было выпить, несмотря на неудовольствие Рокше. Но лучше быть пьяным, чем дрожать от страха. Может, хоть голова заработает.
Я дошел до гостиной, взял початую бутыль со стола, взглянул на нее на просвет, откупорил и… у меня пропало всякое желание надираться. Вместо легкого цветочного аромата в нос шибануло вонью. Видимо кто-то из наемников Анамгимара, вдоволь отхлебнув форэтминского, не смог не напакостить по мелкому.
Бутыль полетела в мусор, а я принялся расхаживать по комнатам, уделяя пристальное внимание мелочам. Меньше чем через пять минут я был уверен, что в номере устроили обыск: не так, как мне было удобно лежали подушки на диване; трогали и картины, видимо, искали тайник, чья-то рука смахнула с рамы пыль: еще вчера я хотел отчитать прислугу за небрежность уборки.