«Вначале тишина в доме удивила меня, — писала она. — Чтобы не думать о том, что все мы расстались, я принялась убираться. Я навожу порядок, и это помогает мне забыть о вашем отсутствии. Я нашла ваши детские кимоно и едва могла поверить, что вы так быстро выросли и оба сражаетесь за нашего императора».
Брат в своем письме просил прощения за то, что не испросил у меня позволения покинуть Матушку.
«Мы скоро встретимся в Китае, на фронте. И ты сможешь наконец гордиться мной!»
Его наивность исторгает из моей груди тяжелый вздох. Больше всего на свете я хотел бы защитить его от жестокости войны. Но разве могу я запретить ему отдать жизнь за родину? В детстве я был его кумиром. После смерти отца он взбунтовался против моей власти, а сегодня снова берет с меня пример.
Мне очень жаль Матушку. Мужчины ушли, боги обрекают ее на жизнь в одиночестве. Как жестока будет ее боль, когда она получит урны с прахом своих сыновей!
В соседней комнате играют в карты. Через стену до меня доносятся крики:
— Удваиваю ставку!
— Отвечаю.
Каждый солдат на свой манер искушает судьбу.
Я думаю о матери, представляю себе ее худенькую фигурку во вдовьем кимоно. Лицо Матушки расплывается, перед глазами встает трогательный и печальный образ моей китаянки, ничком лежащей на траве. Несмотря на разницу в возрасте и происхождении, у них общая судьба: обе ощущают бесконечную печаль по невозможной любви.
Мы приносим наших женщин в жертву этому огромному миру.
81
Когда я возвращаюсь, Матушка спрашивает суровым тоном:
— Где ты была? Почему так задержалась?
Лгу я неумело, но она почему-то делает вид, что верит мне. Отец лежит на диванчике и читает газету, на губах у него загадочная улыбка. За весь вечер он ни разу ко мне не обращается.
Я отправляюсь на кухню и с наслаждением поглощаю то, что осталось от обеда. Ко мне вернулся аппетит. Уже два дня я лучше переношу запахи.
Бесшумно входит Матушка. Она садится напротив меня. В сумерках темно-красный лаковый стол кажется почти черным. Кухарка так тщательно его натерла, что столешница отражает лицо не хуже зеркала. Я не хочу встречаться взглядом с матерью и пересчитываю рисинки, которые подцепила палочками.
Моя мать родилась в аристократической семье, женщины из ее рода были кормилицами маньчжурских императоров. Матушка пережила угасание былого величия, и сердце ее ожесточилось. Она упрятала воспоминания в сундуки и с холодным достоинством оскорбленной женщины наблюдает со стороны, как мир катится в пропасть.
Пребывание в Англии отвратило душу Матушки от Китая. Сестра часто говорила, что, если бы отец не настаивал, она бы не вернулась, никогда. В противоположность большинству китаянок, чья материнская любовь безмерна и безгранична, Матушка относится к нам с учтивой сдержанностью, исключающей всякое проявление нежности. А если и гневается — то всегда по ничтожному поводу: из-за опоздания, невежливого ответа или замявшейся странички в книге…
— Ты похудела, — говорит она.
У меня сжимается сердце. К чему эти слова?
— И выглядишь неважно. Дай-ка я посчитаю твой пульс.
Я медленно протягиваю ей левую руку. Зажатые в правой руке палочки вздрагивают. Неужели мой секрет сейчас раскроется?
— Слабый и неровный. Нужно показаться врачу. Твое здоровье серьезно меня беспокоит. Девушки в твоем возрасте становятся очень хрупкими, организм не всегда справляется с быстрым ростом. Вот почему в прежние времена было принято рано выдавать дочерей замуж.
Я не осмеливаюсь возражать. Матушка встает.
— Я велю приготовить для тебя суп из ласточкиных гнезд — они разогревают кровь и кишечник, регулируют всплески энергии. Завтра мы отправимся к старому мастеру Лю. Он скажет, какие настои тебе следует пить. Потом я отведу тебя в американский госпиталь. Западная медицина хорошо дополняет традиционные китайские методики. В конце недели начинаются каникулы. Ты перестанешь играть в го на площади Тысячи Ветров. Твоя сестра возвращается домой, теперь я сама вами займусь.
У меня нет ни малейшего желания подвергаться осмотру, и я говорю Матушке, что не смогу завтра пойти с ней к врачу.
— Но у тебя нет занятий после обеда, — удивляется она.
— Я должна закончить партию в го. Это очень важно.
Матушка разгневана, но голос ее звучит ровно.
— Я дала вам слишком много свободы — твоей сестре и тебе. Так не годится. Отмени эту партию.
Она идет к двери, но на пороге оборачивается.
— Ты очень дурно одеваешься. Это ведь платье твоей сестры, оно слишком длинное, да и цвет тебе не к лицу. Где платья, что я заказала для тебя два месяца назад?