— Иди, пока пол теплый.
Торопливо угукнув, подхватываюсь с места. Особо размываться смысла нет — одежда все равно та же, только что белье сменить, да постирать. Отвожу глаза от мужского исподнего, тщательно выстиранного и на веревку вывешенного. Все же такое совместное путешествие слишком многое открывает в людях.
После, когда мои панталоны заняли свое место на веревке я меланхолично произнесла:
— Знаешь, как честный человек ты должен на мне жениться.
— Я с селян денег беру больше, чем положено, — немедленно откликается Маркус.
— Тогда вопрос снимается, — так же спокойно отзываюсь я.
Кто-то скажет на пустой лавке, без подушки и одеяла, без перины, уснуть невозможно. Тем более избалованной городской девице. И я бы, вчера, согласилась. Сегодня я уснула едва лишь успев руки под голову сунуть. Даже ломоть хлеба с сыром доедать не стала. Сквозь первый сон еще слышала, как Чумной по комнатушке бродит, а потом совсем провалилась.
Утро наступило утром. И как и любым утром вставать не хотелось. Вяло поплескала в лицо водой, дожевала хлеб с сыром, и замерла на скамье. Тело ныло. Непривычное к таким нагрузкам оно подводило меня. Маркус протянул крохотный пузыречек:
— Выпей, станет легче, обещаю. Прости, Игрейн, я не тот человек что сможет одним махом решить все твои проблемы.
— А нет таких людей, — легкомысленно отзываюсь я. — Но мне приятно идти с тобой рядом, а это уже неплохо, правда ведь?
— Ты слишком легко относишься к жизни.
— Я развязала войну, так или иначе, а это сделано моими руками, — смотрю на него, горло сжимается. — Будут умирать люди, Марк, не те, кому должно.
— А есть кому должно? — мягко спрашивает Чумной, и я со злостью и ожесточением бросаю:
— Есть.
— А кто их осудил, ты?
— Но ведь меня судили, и семью мою судили, — кривлюсь, — никто не следует за мудростью друидов, Лекарь. И я не пойду, у меня уже дважды не вышло. Знаешь, в чем суть? Суть в том, что я могу исцелять крапинку, это смертельная болезнь, если вдруг ты не в курсе, Лекарь. Суть в том, что мы лишь пытались заслужить прощение Богов, и никто не был к нам снисходителен. Так почему я должна…Неважно, забудь.
Зябко охватываю себя за плечи и отворачиваюсь. Это день мы шли молча. До деревни. Время тянулось как патока, и горе тому, кто считает патоку сладкой. Размолвка начатая мной на пустом месте сильно ударила по нашему хрупкому взаимопониманию. И я в очередной раз вспомнила отца. Разозлилась, промолчи. Счастлива, помолчи. Чаще молчи, и будет тебе счастье.
Уже у деревенского плетня Чумной перехватил мои ладони и крепко их стиснул:
— Не дай ненависти сожрать себя, девочка.
— Ты не сердишься?
— Ты еще слишком юна чтобы сильно меня зацепить, — рассмеялся Маркус и развернулся.
— А вот сейчас сержусь я!
В деревне мы не задержались. Плотно пообедали, затем купили у местных мужскую одежду для меня, по размеру, купили провизии в дорогу да вышли. Чумной, спустя час неспешной ходьбы по проторенному деревенскому тракту вновь свернул к лесу.
— Тянет же тебя в глушь, — проворчала я, наслаждаясь самой возможностью говорить. — Странно что нас гнус не закусал еще.
— Я полог держу, — отозвался Лекарь и мне показалось что он улыбался.
— Крепче держи. Так почему мы ушли?
— Там тракт для телег, для конных. Времени идет достаточно, скоро по деревням пойдут отряды. Герольды будут разъяснять простому люду кому они теперь служат. И отрядов будет как минимум три, от разных клик. Я бы не хотел оказаться там, где они сойдутся в бою.
— Я не понимаю.
— Откопали бастарда прежнего короля, — Чумной ловко приподнял ветви и жестом пригласил меня пройти вперед. — Кто возьмет над ним опеку, тот и в шоколаде.
— А нынешний? Подожди, откуда ты знаешь?
— Ты уже уснула когда пришел вестник от моих друзей, из Дин-Эйрина. Бастард девчонка, выдадут замуж, заделают младенчика, а там видно будет. Может жива останется, может нет. Тут вопрос в том, кто права опеки получит, и за кого отдаст. Да только не долго она жить будет.
— Почему?
— Я знал ее мать, да и ее саму тоже, — Лекарь пожал плечами, — из лесных ведьм. Норов дикий, бешеный, эта будет до последнего сопротивляться, зубами, когтями рвать. Живых, мертвых, никого не пощадит.