— У прадедушки самые крупные конные заводы на Западном побережье… — Гоголев сообщал столь волнующие вещи без всякого душевного трепета, поэтому заподозрить его в коварстве Зоя Сергеевна не могла.
Звонок в дверь возвестил о том, что Серафим Терентьевич со своими баулами и чемоданами уже здесь.
Ничего не подозревавший Гоша открыл дверь и сразу задохнулся в объятиях прадеда.
— Егор! — голос старика дрогнул. — Вот ты какой! Ох, стервец! — американец залюбовался своим потомком. — Вылитый я!
— Добро пожаловать, Серафим Терентьевич! — пропела Зоя Сергеевна. Именно таким она и представляла себе американского миллионера.
— Твоя половина? — гость радостно хохотнул. После объятий и троекратных поцелуев американский дедушка осматривал жилище своего потомка.
— Как мило, что вы до сих пор пользуетесь керосинками! У вас и с электричеством перебои? Сто лет уже таких ламп не видывал. А это кто такой? — Серафим Терентьевич ткнул пальцем в юношу на стене.
— Ты, дедушка!
— Бог с тобой! Это реалист, а я учился в гимназии. Что это за гусь? — палец Серафима Терентьевич уперся в прапорщика.
— Не знаю, — растерялся Гоша.
Зоя Сергеевна отвлекла внимание гостя на себя.
— Нам так неловко за обстановку…
— Превосходная обстановка! — одобрил иностранец. — А живете вы где?
Что означает пожатие плеч хозяйки, дедушка не понял.
— Я вас приглашаю на обед! — сообщил он. — В отель «Савой».
— А нас туда пустят?
Их пустили. Семья Гоголевых пировала за отдельным столиком. Родственные чувства всех троих усиливались с каждой выпитой рюмкой.
— Дедушка, мне без тебя было плохо! — с надрывом произнес Гоша. — Почему ты мне никогда не писал?
— Компромитэ — НКВД! — с грустной улыбкой пошутил американец.
В знак благодарности Гоша совершил попытку обнять и поцеловать прадеда через стол. Но руки оказались коротки.
— Я счастлив, что оставлю после себя на земле след… И какой!
— Какой? — не понял Гоша.
— Балда, след — это ты! — пояснила Зоя Сергеевна. — Разве, кроме Гоши, у вас нет родственников? — только женщина могла, как бы невзначай, задать столь животрепещущий вопрос.
В ответ Серафим Терентьевич с горечью помотал головой.
— Не будем сегодня о грустном! — На что ухлопал жизнь! — американец с отчаянием опустошил рюмку водки. — Сначала хотелось сколотить один миллион! Потом три! Потом пять!
У Зои Сергеевны перехватило дыхание.
— Сколотили?
Серафим Терентьевич хмуро кивнул. Он был отвратителен самому себе.
— Дедушка, ты вернулся домой! Это самое главное! — Гоше было до дрожи в голосе жаль своего предка. Серафим Терентьевич встал, покачнулся.
— Я тебя провожу! — вскочил Гоша, но бывший гусар отстранил правнука:
— Русский офицер ходит в сортир без провожатых! — Старик, печатая шаг, двинулся в туалет.
— Боже мой, на что у человека ушла жизнь! — с горечью вздохнул Гоша.
Зоя Сергеевна посмотрела на мужа, как на идиота.
— А у тебя на что ушла жизнь?
— Разве она уже ушла?
Оказавшись в холле, американец был немало удивлен интересом, который вызвал у симпатичной девушки в ярком голубом платье. Она простреливала взглядом подход к комнате для джентльменов.
— Дедуля! — девушка подарила Серафиму Терентьевичу ослепительную улыбку.
— Я к вашим услугам!
— Это я к вашим услугам! — девушка подмигнула американцу.
— Как вас зовут?
— Инга. А вас?
— Серафим.
— Очень приятно. — Девушка стыдливо потупилась. Она устроила театр без зрителей для себя самой. — Вы ведь не совок? Не русский? — пояснила она.
— Русский. Но американец.
— Как интересно! — Самым страшным для Инги было стоять в одиночестве, поэтому она сделала вид, что сгорает от любопытства. — Расскажите, пожалуйста!
— В другой раз.
— Обманете! — тоном обиженной девочки протянула Инга. — Больше вы никогда не придете! Вы не из нашей гостиницы?
Американец мотнул головой, совершенно очарованный новой знакомой.
— Слово джентльмена, что я сюда еще приду!
— В комнату для джентльменов! — прыснула Инга. Краешком глаза она приметила молодого негра во фраке.
Он тоже обратил на нее внимание. Инга продолжала улыбаться своему собеседнику, но теперь уже эта улыбка могла относиться и к негру. Тот ответил девушке улыбкой. Дальнейшая беседа со старцем была необходима, чтобы возбудить у негра ревность. Но переигрывать не следовало.