Не догадываясь о том, что судьба его получила естественное развитие, в ординаторскую прибежал больной Мухин в чрезвычайно возбужденном состоянии духа.
— Иннокентий Иванович! Иван Иннокентьевич!
— Короче! — помрачнел Ознобишин.
— Я узнал, кто поджег Безопасность!
— Кто?
— Вы мне все равно не поверите!
— Тогда не говори!
— Я скажу! — честный пограничник собрался с силами, чтобы произнести горькую правду.
— Я поджег? — помог ему Ознобишин.
— Нет, не вы. Сизарь.
Ничего ужасного в этом сообщении доктор не нашел.
— Тебе невидимки сказали?
— Они. Мужики врать не станут.
— Хорошо, — кивнул доктор. — Но пусть они его не трогают. Только без рук!
— Иннокентий Иванович, а вы что собираетесь делать?
— Надо подумать… — доктор собирался продолжить размышления над сакраментальным вопросом русской интеллигенции.
Лейтенант Мухин задрожал от праведного гнева:
— Надо доложить руководству! Пусть оно думает!
— Чем? — разоткровенничался Ознобишин.
Больной возбудился еще больше. Он жаждал действий.
— Что еще невидимки говорят? — поддержал Иннокентий Иванович светскую беседу.
— Они вас ругают! Ругают!
— Нецензурно?
— по-всякому!
«Галочку! — с грустью вынес доктор приговор зловредным невидимкам. — Или пиперазин».
Возможно, бледные тени, почуяв неладное, всполошились и толкнули Муху в Службу безопасности к самому полковнику Судакову.
Чистенький дежурный офицер сидел в обгоревшем здании, как заплатка.
Узнав, что в настоящее время лейтенант Мухин находится на излечении в Воробьевской психиатрической больнице, чекист счел своим долгом вызвать скорую психиатрическую помощь. Муху с комфортом доставили в Воробьевку, не причинив никакого вреда.
Наверно, смышленые невидимки надоумили пограничника обратиться к майору Коробочкину: тот, дескать, простой человек, сам наверняка в психушке лежал!
Всю дорогу до милиции Муха размышлял о причудливом народном сознании:
«Почему люди говорят: в психушке лежат, а в тюрьме сидят? Они и там, и там ходят!»
Когда пограничник явился к майору Коробочкину, тот тоже думал, но о своем:
«Засунуть пустую водочную бутылку в сейф — дурная примета, а если поставить ее на пол — обязательно забуду. Утром ее увидят посторонние. Компромитэ…»
Услышав сообщение пограничника о невидимках, сыщик бодро поднялся.
— В Воробьевку! — громом прогремело.
После бутылки водки Коробочкин сохранял ясный ум, но со всеми разговаривал слишком громко, как с глухими.
— Меня в Воробьевку? — потерянно пролепетал честный пограничник, будто спустился с облака.
— И меня! — гаркнул майор.
Сообщение невидимок — единственное, что сыщик знал о поджигателе, странно было бы им пренебречь.
С тех пор, как Сизарь стал шарашить со свежеиспеченными душами, в Воробьевку он залетал лишь переночевать.
Коробочкин тщательно обследовал тумбочку больного Сизова.
Интерес для следствия представлял белый медицинский халат, заляпанный кровью, и пустая водочная бутылка. Станислав Сергеевич сразу почуял: она не из‑под водки.
Используя безошибочный обонятельный метод, профи установил, что в посудине содержался бензин.
Майор Коробочкин не сомневался, что в дурдоме те же интриги, что в каком‑нибудь министерстве или общественном туалете. Один псих, чтоб насрать другому, вполне мог подсунуть ему бутылку из‑под бензина.
Из ординаторской Коробочкин позвонил капитану Сырову, тот вел дело о поджоге.
— В день поджога не вызывали к вам «Скорую помощь»?
— Конечно, нет! — бодро ответил Сыров.
Не забывая о всеобщих интригах, Коробочкин позвонил в диспетчерскую «скорой» и попросил проверить, был ли вызов в Безопасность.
— Был ложный вызов! — последовал ответ.
Сыщик связался с врачом «скорой», приехавшим по ложному вызову.
— Как вы узнали, что вызов ложный? — поинтересовался Коробочкин.
— На улице нас встретил странный господин… Сказал, что давно ждет нас…
— Поподробней о нем, пожалуйста.
— … В белом халате. Наверно, их фельдшер. Он прошел с нами в здание Службы безопасности и куда-то исчез. Мы так и не смогли выяснить, кто нас вызвал.
— Разве ваш диспетчер не записал фамилию вызывавшего?
— Он назвался капитаном Петровым. Сказал, что у полковника Судакова плохо с головой.
«Сообщение верное!» — отметил про себя Коробочкин.