В отделение Ознобишина из приемного покоя поступил новый больной с нездешней фамилией Брокгауз. Сначала к Иннокентию Ивановичу попала его история болезни с шикарным диагнозом: «Mania grandiosa».
— Что за бред! — громогласно воскликнул Иннокентий Иванович, уязвленный тем, что к нему направляют больного без согласования с ним. — Манией величия я не занимаюсь!
— Тогда она вами займется! — услышал доктор Ознобишин за спиной глуховатый мужской голос, не лишенный ехидства.
Сухопарый пожилой джентльмен в адидасовском спортивном костюме церемонно кивнул доктору:
— Честь имею представиться. Брокгауз.
Иннокентий Иванович ошалело воззрился на пришельца.
На него с саркастической усмешкой смотрел вальяжный джентльмен, до неприличия похожий на полковника Судакова. Доктор Ознобишин овладел своими чувствами и обнаружил явные отличия Брокгауза от Судакова.
У первого нос был несомненно крупнее, горой возвышаясь на узком лице, а у Судакова тонкие губы — в ниточку — придавали его физиономии обиженный вид. Таким образом, привычка ничему не удивляться выручила Иннокентия Ивановича.
Весело распустив губы, больной Брокгауз свысока глядел на озадаченного доктора, подтверждая завидный диагноз «мания величия».
— Зачем пожаловали? — осведомился Ознобишин.
— Мне кажется, что я полковник Безопасности Судаков, — с вызовом ответил Брокгауз.
— А на самом деле вы?..
— Брокгауз Иван Васильевич.
— Я имею удовольствие знать Сергея Павловича Судакова. Вы на него совершенно не похожи.
Уверенный тон доктора смутил Брокгауза.
— Иннокентий Иванович, побойтесь Бога! Я Судаков!
— Кто это вам сказал?
— Все.
— Документы у вас есть?
— Я оставил их дома…
— Вы Иоанн Васильевич Брокгауз! С Судаковым могу вас познакомить при случае.
Больной выказал нетерпение:
— Ознобишин, прекратите паясничать! Я Судаков!
— Если вам приятно так думать…
— Мне неприятно так думать, но это объективная реальность!
— Вы хотите, чтоб мы избавили вас от этого заблуждения?
— Какого?
— Что вы Судаков.
Больной Брокгауз оценивающе прищурился, совсем как тот полковник.
— Не морочьте мне голову! Сначала вы сводите своих пациентов с ума, а потом их лечите! Я решил полежать у вас несколько дней. Изнутри, так сказать, посмотреть вашу кухню…
— Петух захотел посмотреть кухню изнутри…
Больной Брокгауз оторопел.
— Какой петух?
— Который попал в ощип.
Многозначительный тон психиатра внушил полковнику Судакову беспокойство.
— Никаких уколов мне не делать!
— Слушаюсь, господин полковник! — вытянулся Ознобишин по стойке «смирно».
— Меня зовут Иоанн Васильевич.
— Хорошо, любезный. Вы забудете о том, что вы полковник Судаков.
Сергей Павлович увидел себя в мутноватом зеркале на стене ординаторской.
Очень похожий на него человек. Очень. И все же тот, в зеркале, чем-то от него отличался.
Полковник Судаков почувствовал, что раздваивается.
Сергей Павлович показал своему изображению язык.
Благообразный господин не повторил издевательской выходки своего оригинала, продолжая укоризненно смотреть на него.
Доктор Ознобишин изучающе наблюдал за тем, как уважаемый человек, забыв о приличиях, корчит дикие рожи.
— Иоанн Васильевич, — сочувственно обратился он к больному, — вы думаете, перед вами зеркало? Это портрет моего батюшки.
Судаков обомлел.
— Но почему он сделан в виде зеркала?
Доктор Ознобишин неопределенно улыбнулся:
— Вы хотели узнать нашу кухню изнутри? Вы в ней уже варитесь.
Вопрошая себя, как Ознобишин мог дойти до поддержки терроризма, полковник Судаков находил простой ответ: было бы болото, а черти найдутся!
Угодив в болото Воробьевки, Сергей Павлович выдал себя за глюка, умеющего отгадывать чужие мысли, и весьма преуспел на этом поприще.
— О чем сейчас думает эта женщина? — спрашивает его, допустим, доктор Ознобишин, указывая на сухонькую тетку с лицом, изможденным чрезмерными познаниями. Сидит она на табуретке в очереди на клизму и болтает своими куриными лапками с приспущенными фильдеперсовыми чулками. Это здешняя Кассандра.
— Она думает: кто накукует, сколько ей на этом свете осталось?
— Только об этом и думаю! — вздыхает Кукушка.
— А этот о чем думает? — спрашивает Иннокентий Иванович, имея в виду лейтенанта Мухина.