— Воля ваша.
Дорога по ночной ялте занимает у нас не очень много времени, минут десять. Ялтинская прокуратура. Всё страньше и страньше, как говорила, Алиса.
— Виктор Сергеевич, любезный, будь другом и сделай нам кофе, — говорит тот, который пригласил меня, — время нынче позднее, а разговор с товарищем Евстигнеевым нам предстоит долгий.
— Да, конечно, Олег Петрович, сейчас.
Очевидно, это был кабинет Болотина, никто другой так спокойно и со знанием дела не мог орудовать в нём. Следователь подошёл к несгораемому шкафу, достал оттуда жестянку с днепропетровским растворимым кофе, к открытию завода по его производству я написал небольшую повесть и хорошо знал как внешний вид упаковки так и вкус продукта. Пока что он был неплохим. Вслед за банкой Кофе на свет божий появились стаканы в подстаканниках, электрический чайник и сахарница внутри которой, ожидаемо оказался кусковой сахар. Не фальшиво белые кубики, а простой советский, желтоватого цвета и который ещё вручную надо от большой головешки. Лет через тридцать это будет уже экстримом, но вкус этого сахара я помнил. Он был очень хорош.
— Давайте знакомиться еще раз, — сказал незнакомец, пока Болотин возился к кофе, — Меня зовут Олег Петрович Федоров, следователь по особо важным делам Генеральной прокуратуры СССР, — снова достал свои документы и я их изучил более подробно, — кто вы такой я уже знаю.
— И кто же я по вашему?
— Писатель, талантливый карточный игрок и правильный советский человек.
— Как-то второе с третьим не сочетается, вы не находите, Олег Фёдорович?
— Нет, ничуть. Всё зависит от того из-за чего, и для чего вы брали в руки карты. Первый раз когда вы попались в поле зрения крымской милиции вы помогли разоблачить банду карточных шулеров, если бы им попались не вы с товарищем Бубуном, то скорее всего какой-то простой советский человек, который поехал в Крым отдыхать, приехал бы в Симферополь без штанов. Плюс ещё и наших продажных коллег вывели на чистую воду с вашей помощью. Второй раз вы играли с шулерами, чтобы выручить попавшую в беду девушку, а третий раз, чтобы помочь своему приятелю. Ну и как вишенка на торте, ваш денежный перевод детскому дому. Так что я уверен, что вы правильный человек и правильно воспримете мою просьбу.
— Вот как? Что ж, слушаю очень вас очень внимательно, — отвечаю я.
В это время как раз подоспел кофе. Я дую на обжигающе горячий напиток, отказываюсь от сахара и, видя, что на столе стоит пепельница, достаю сигареты.
— Можно? — спрашиваю у Болотина и тот кивает.
— Конечно, курите.
— Давайте мы вам сначала покажем кое-что, — говорит Федоров и смотрит на Болотина.
Тот снова кивает, достаёт из сейфа несколько толстых папок и передо мной один за другим появляются снимки.
Которые сопровождаются монотонными объяснениями Федорова от которых становится жутко.
Жутко не от того, что какие-то ублюдки охотятся на катал, вовсе нет. Это как раз можно понять. Карточный мир в его советском варианте это всегда яркий ночной фонарь, на который слетаются далеко не мирные мотыльки а самые настоящие кровососы.
Жутко мне стало от того, с каким хладнокровием убийцы расправлялись с совершенно случайными людьми, вся вина которых заключалась только в том, что они оказались не в том месте и не в то время.
Этой жестокостью они мне напомнили легендарную чёрную кошку братьев Вайнеров. Те тоже резали и стреляли людей почём зря.
Рассказ Фёдорова закончился, и мы втроём пили уже подостывший кофе и в полной тишине курили.
Сигарета в руке следователя по особо важным делам обожгла ему пальцы, он скурил её до фильтра, и Федоров снова заговорил, теперь уже обращаясь ко мне.
— Как видите, Федор Михайлович, это звери, а не люди. И нам нужна ваша помощь. Помощь советского человека и мужчины. Мы с уверенностью можем сказать, что это банда всё еще в Ялте, они слишком мало, по сравнению с предыдущими случаями, взяли. Так что обязательно попробуют ещё раз.
— Подождите, товарищ Фёдоров, — догадываюсь я, — вы хотите их ловить на живца. И им буду я?
— Верно. Вы очень точно охарактеризовали свою роль. Именно что ловить на живца.
— Вы знаете, товарищ Фёдоров, я, конечно, очень ценю вашу откровенность и ценю то, как вы меня охарактеризовали. Но это для меня слишком. Я простой советский писатель. Наверное, небесталанный и даже в какой-то степени смелый. Но то что вы предлагаете это чересчур. Очень сильно чересчур. Я не готов к подобному и мне просто страшно. А страх в подобном деле самый хреновый помощник.