В школьной библиотеке Том с головой погрузился в исследование магических родословных, но это ничего не дало. Риддлы нигде не упоминались. Тогда он принялся читать все подряд по истории магической Британии, надеясь наткнуться на нужную фамилию, и к февралю у него остался всего с десяток непрочитанных книг. Точнее, с десяток из тех, что были написаны по-английски, в то время как литературой на французском и латыни в хранилище были забиты целые шкафы.
Этих языков Том не знал, и с тех пор мы стали ходить в библиотеку вдвоем — устраивались где-нибудь в дальнем углу, и я шепотом переводил ему длинные нудные тексты. Мадам Локсли чуть не плакала, глядя на нас, и иногда даже тайком подкармливала бутербродами, — "Бедные детки! От этой учебы недолго и заболеть!". Правда, однажды даже она посмотрела как-то странно, когда мы ничтоже сумняшеся попросили принести пять томов "Магических анналов" тысяча шестьсот какого-то года издания.
Мадам Локсли отсутствовала сорок минут, и вернулась из хранилища — тут уже у нас пропал дар речи, — левитируя перед собой пять огромных книг, больше похожих по размерам и толщине на надгробия. Когда мы открыли одну, в воздух взлетело густое облако пыли. Прочихавшись, я обнаружил внутри набранный плотным курсивом латинский текст. Читать его приходилось чуть ли не с лупой, зато обнаружилась масса интересного. В частности, я нашел доселе неизвестные мне сведения об одном из моих предков, Рутгере Л'Эстранже (по-латыни он писался Extraneus), который при Генрихе II три или четыре раза осаждал Хогвартс вместе с группой магов — баронов северного пограничья, пытаясь захватить его и перевести из-под власти шотландского государя в подчинение английской короны. Что, впрочем, не мешало этому самому Рутгеру в промежутках между боевыми действиями отправлять своих детей в тот же Хогвартс и делать школе щедрые подарки, перечисление которых каждый раз занимало полстраницы: "Мельница в указанном селении Шорсфорд, и при ней сарай каменный, новый, а сверх того триста акров земли, ограниченных с запада болотом, именуемым Чертовым, а с востока ручьем, именуемым Чистым, иначе же Свиным...".
Тома это не особенно интересовало, но того, что ему было нужно, мы не нашли даже в "Анналах". Следы потомков Салазара Слизерина и Аделизы Певерель и вправду терялись где-то в четырнадцатом веке, и никаких Риддлов среди них не было.
Тогда мы принялись — уже вчетвером, с Розье и Эйвери, — обшаривать школу в поисках Тайной комнаты, о которой упоминалось в "The Moste True Historye". Ничего не нашли, но все это было до того интересно и увлекательно, что я как-то напрочь забыл о необходимости учиться и в конце года чуть не провалил экзамены. Если зельеварение я еще более-менее знал (у Слагхорна его не выучил бы разве что тролль), то по чарам еле-еле вытянул на "хорошо", а трансфигурацию и вовсе сдал на "удовлетворительно", несмотря на все благожелательные подсказки и наводящие вопросы Брэдли.
***
Впрочем, не мне одному было не до учебы. Пока мы торчали в библиотеке или бродили по школе, в мире творилось что-то странное, поэтому всех снедало беспокойство и ощущение, что нынешняя относительно мирная жизнь все равно долго не продлится. В начале мая стало известно, что немцы-маглы напали на Францию; танковые колонны прошли через Арденнский лес, как нож сквозь масло. Все это нас мало касалось, но 18 мая пал Бобатон. Вот это было уже совсем серьезно.
В газетах замелькали колдографии волшебников в черных мантиях со странными символами на рукаве, напоминавшими двойную молнию. В Англию хлынул поток беженцев из магической Франции. При этом никто толком не знал, каковы возможности Гриндельвальда, но то, что магический щит на границе с Бельгией при наступлении рухнул, словно его и не бывало, говорило о многом. Было очень вероятно, что следующей мишенью станет Британия.
Возможно, именно поэтому многие ученики отнеслись к экзаменам спустя рукава. Никто не мог предсказать, будет ли нам куда возвращаться в сентябре и будут ли тогда кого-то интересовать наши оценки.
***
Едва переступив порог дома в начале июля сорокового года, я сразу почувствовал, что и там царит напряжение. У отца дела шли плохо, и это было заметно. Он отправлялся в Сити ранним утром и возвращался заполночь, очень обеспокоенный и замкнутый, с мамой не разговаривал, а на меня смотрел рассеянно, словно не мог вспомнить, кто я такой. А когда он все же обращал на меня внимание, то срывался из-за каждой мелочи, так что непонятно было, что хуже. Как и следовало ожидать, мой табель с годовыми оценками не улучшил его настроения. Он устроил мне грандиозную головомойку, заявил, что я позорю семью, и запретил куда-либо ездить летом — вместо этого мне предстояло все каникулы просидеть за учебниками, чтобы подтянуть чары и трансфигурацию.