От возмущения я не находил слов.
— Это он вам сказал?
— Нет, конечно! Том не захотел говорить, в чем дело. Сказал только, что вина полностью на нем. Видишь, как много в нем благородства! Понятно, что он не хочет о тебе плохо отзываться, но я-то знаю тебя не первый день! Наверняка ты сделал что-то бестактное, как тебе свойственно, или наговорил лишнего. Рэй, как ты ведешь себя с людьми? Если так будет продолжаться, останешься совсем один, а все из-за твоей грубости и заносчивости! Ты постоянно устраиваешь истерики, не умеешь держать себя в руках…
— Хватит!
— Вот! Теперь ты и на меня кричишь, а все потому, что не хочешь посмотреть правде в глаза!
— Мама…
В такие минуты я действительно был на грани срыва. Тогда мама пугалась и обнимала меня.
— Рэй, я же хочу тебе добра… Я понимаю, как тебе тяжело. Вы всегда так дружили… Что случилось? Вам обоим нравится одна и та же девушка? Из-за этого вы поссорились?
— Да нет же, мама! Никакая чертова девушка здесь ни при чем!
— Ну вот, теперь ты еще и выражаешься, как уличная шпана… Мерлин великий, я не понимаю, что с тобой происходит! Рэй, я так боюсь за тебя…
Наши разговоры не приводили ни к чему, кроме того, что мама расстраивалась, а у меня начинала болеть голова. Тома я был готов возненавидеть, но не находил в себе сил выставить его за порог, пока он не оправится после болезни.
Может быть, я просто устал. Том умел отдавать очень много, но взамен требовал еще больше, и я иногда чувствовал себя опустошенным, выпотрошенным, как рыба на продажу. Может, в его поведении сказывалось приютское детство, опыт человека, рано узнавшего, что такое голод. Том и подростком, и взрослым никогда не мог наесться досыта, с той разницей, что ему нужна была не физическая, а эмоциональная пища: чувства, воспоминания, люди, события...
Позднее мне не раз приходилось видеть, как Темный Лорд ломает людей. Буквально выжимает их мозги досуха и оставляет вместо человека пустую оболочку, будто белье, тысячу раз стиранное и брошенное в таз: хочешь — развесь, а хочешь — выкинь.
Со своими он, правда, никогда такого не проделывал. Почти никогда…
Впрочем, это было потом. А тогда, в те дни, я хотел только одного — чтобы все как-нибудь закончилось и пяти лет знакомства с Томом Риддлом вообще не было в моей жизни.
***
Вдобавок в наших краях творилось что-то странное. Неужто опять начались магловские налеты? Целыми днями, и по ночам тоже, в воздухе стоял низкий, тяжелый гул, в котором мы к тому времени уже безошибочно опознавали появление бомбардировщиков. Иногда мы их даже видели — серо-синие самолеты, похожие на диковинных мух с плоскими крыльями, выныривали из тумана и с ревом проносились совсем низко над Дервентом, направляясь к дамбам ниже по течению. Бешено вращающиеся винты словно вырастали прямо из крыльев, как грибы из поваленного древесного ствола.
Днем я ходил на Дервент смотреть на них. Мама ужасно нервничала. Она боялась самолетов и никак не хотела мне верить, что это не немецкие, а английские машины. Мне не удавалось ее убедить, хотя я своими глазами четко видел на их металлических телах символ RAF[16] — концентрические желтый, синий и белый круги с алой точкой посредине.
Меня самолеты завораживали. На берегу Дервента лежал неглубокий снег, от черной ленты реки поднимался пар, смешиваясь с туманом, и в этой дымке машины казались пришельцами из другого мира. Даже не верилось, что это творения человеческих рук.
Кстати, я до сих пор не знаю, что они делали в наших краях...[17]
К тому времени Том уже мог перемещаться по дому самостоятельно. Он больше не нуждался в помощи — и хвала Мерлину. Кажется, он решил наконец убраться от нас.
На третий день я ушел после полудня, чтобы не сталкиваться с ним. Побродил по лесу, продрог, но все равно, как обычно, спустился к реке. Это уже превратилось в ритуал, к тому же мне нужно было как-то убить время.
Но и здесь меня не оставили в покое. Носившийся кругами Расти вдруг сел и стал смотреть в сторону леса. Я обернулся и увидел в отдалении знакомый черный силуэт. Том спускался по заснеженному склону, склонив голову и глядя под ноги, чтобы не угодить в скрытую под сугробом рытвину.
Видеть его мне совсем не хотелось, но и уйти было неудобно — на открытом пологом берегу я был виден за милю.
Очередной бомбардировщик с ревом разорвал туман и пронесся прямо над головой. Я сделал глубокий вдох ртом, чтобы отложило уши; Расти, как обычно, оглушительно залаял.
Я зажег сигарету, машинально отметил, как дрожат руки, и отвернулся, чтобы не видеть Тома. Собачий лай заглушал шаги, и я ждал, что Том тронет меня за плечо или окликнет. Но вместо этого он зашел сбоку и встал прямо передо мной, закрывая вид на реку. Мантия на нем была трансфигурирована в короткое пальто — должно быть, ходил за чем-нибудь в магловскую деревню.