— Забавно, — сказал Вилли. — Ну хорошо, если так... Ладно, простите, я побежал, меня ждут. До свидания, сэр.
Он кивнул Тому, потом нам и умчался, размахивая на бегу полами мантии.
— Очень интересно, — сказал Розье, выпрямившись и глядя на Тома. — С каких это пор ты у нас лорд, позволь спросить?
— Последние года два, — спокойно ответил Том, по-прежнему держа пальцы сплетенными на рукояти меча. — Я еще на пятом курсе придумал себе это имя. Собственно, это анаграмма от "Том Марволо Риддл". А что?
— Ты хоть знаешь, что значит "Волдеморт"?
— Знаю, конечно. В словаре посмотрел.
— Как-то по-дурацки звучит, не находишь?
— Это было единственное сочетание, у которого есть хоть какой-то смысл.
Розье рассмеялся, но никто его не поддержал.
— И с какой же радости ты вдруг стал повелителем всех волшебников Британии?!
Я ожидал, что Том отшутится, но он смотрел Колину прямо в глаза и не улыбался.
— Ты знаешь, с какой.
— А не слишком ли много ты на себя берешь? — поинтересовался Колин, улыбаясь одними уголками губ.
— Хочешь, возьми на себя столько же. Я не возражаю.
— Отлично! — Розье шутовски раскинул руки. — Тогда я сейчас найду ночной горшок, переколдую его в корону и буду кричать, что я король Англии! А вы все должны будете пасть передо мной ниц.
— Кричи, — Том пожал плечами и оперся на меч. — Заодно посмотришь, как много найдется желающих пасть ниц.
— А падать на колени перед тобой много желающих?!
— А я никого не заставляю, заметь.
— Да пошел ты со своим гонором!..
— Обойдешься. Хочешь — уходи сам. Я не держу.
— Эй, хватит, — Эйвери забеспокоился и дернул Колина за рукав. — Ну что ты кипятишься невесть из-за чего? Это же просто игра...
— Вот именно, — сказал Том, не спуская глаз с Колина.
Розье постоял еще немного и сел, бурча что-то вроде: "Достал своими понтами... Чертов клоун...". Том еще постоял, усмехаясь, потом зашвырнул меч в кусты и ушел в сторону школы.
— Ты очень странно себя ведешь, — сказал я ему чуть позже вечером, когда мы встретились в спальне. — И не очень красиво, честно говоря. Когда человек заявляет такие вещи, пусть даже в шутку, — это дурной тон, понимаешь?
— Может быть, — ответил Том. — Но я же простой приютский мальчик, где мне претендовать на хорошее воспитание?.. Только почему-то ни один из вас не нашел, что возразить. Ведь правда, Рэй?
Я промолчал.
***
ТРИТОНы прошли, как ни странно, легче и быстрее, чем СОВы на пятом курсе, — может, потому, что мы сдавали меньше предметов, а может, приемная комиссия была снисходительнее и не снижала оценки за каждую мелочь. Результаты тоже объявили раньше, чем на СОВах, так что к 25 июня нам уже выдали аттестаты. Вручали их в полдень в Большом зале — нужно было выходить на возвышение, пожимать руку директору и с аттестатом в руках улыбаться в сторону человека с колдографом.
Всю предыдущую неделю нас мучили съемками — колдографировали сначала всем курсом, потом по факультетам, потом группами и поодиночке, заставляя глубокомысленно листать книгу или делать вид, будто разъясняешь товарищу что-то из конспекта. Все эти снимки должны были пойти в выпускной альбом. Девчонки с ума сходили из-за этого альбома, и съемки каждый раз откладывались на полчаса и больше, чтобы они успели подкрасить губы, поправить прическу и раз двадцать поменять расположение складок на школьной мантии.
После вручения аттестатов последовал выпускной бал, на котором я, кажется, выпил лишку, потому что помню лишь отдельные эпизоды. Кажется, я признавался в любви Лорин Яксли. Меня до сих пор бросает в холодный пот при мысли, что она могла принять это всерьез... К счастью, Яксли отвергла мои сбивчивые ухаживания, и следующее утро я встретил со страшной головной болью, зато свободным человеком.
Том не поехал с нами на Хогвартс-экспрессе — он оставался в школе ждать своей судьбы. Перед отъездом я зашел к нему. Кабинет ЗОТИ был весь заставлен клетками с нечистью, так что пробираться там приходилось боком, да еще следить, чтобы какой-нибудь красношапочник не цапнул тебя через решетку. Шторы на окнах сняли и отдали в стирку, так что солнечный свет бил в глаза и яркими квадратами ложился на пол.
Том был в своей подсобке. Вставать он, видимо, еще не собирался и валялся в пижаме на раскладушке, читая книгу. На подоконниках и на письменном столе были расставлены цветы. Один из букетов, самый большой, составленный чуть ли не из трех дюжин ярко-красных роз, занимал половину стола.
— Это все от твоих поклонников по случаю выпускного? — кивнул я на цветы.