Я прошел магловскую деревню со станцией и свернул к побережью. Здесь было прохладнее, а от скрытого деревьями моря пахло песком и солью. Дом Розье прятался за холмом. На аккуратно подстриженной живой изгороди тут и там янтарными каплями застыли ягоды шиповника. Стайка кормившихся на кустах свиристелей при моем появлении вспорхнула, но далеко не улетела, — птицы расселись на ближайшем дереве, ожидая, пока я уйду.
Я толкнул калитку, прошел по засыпанной песком каменной дорожке, постучал для порядка в дверь и сразу вошел: я был здесь свой и мог обходиться без церемоний. Навстречу выскочил эльф, взял мою мантию, и сообщил, что хозяйка в теплице, проверяет, как себя чувствуют подрезанные на зиму амариллисы, хозяин в гостиной, а "молодой хозяин" — у себя наверху. Я зашел в гостиную поздороваться с мистером Розье, который сидел в кресле у камина и читал «Пророк». Услышав мои шаги, он отложил газету и поднялся, протянув мне левую руку. Пустой правый рукав был засунут в карман мантии.
Проходя мимо библиотеки, я увидел через приоткрытую дверь Друэллу. Удобно устроившись на ковре и закутавшись в плед, она разговаривала через камин с подругой. Мельком оглянувшись, Друэлла помахала мне рукой и тут же вернулась к беседе:
— Ну, а ты?.. А он?.. Да не может быть!.. Нет, знаешь, я всегда говорила, что мужчины...
Я стал подниматься по лестнице и так и не услышал, что же многомудрая Друэлла обычно говорит о мужчинах.
Из-за двери спальни Колина доносился хохот. Когда я открыл дверь, мне навстречу поплыли синеватые клубы дыма. Колин, сидя на кровати по-турецки, с очень взрослым видом курил трубку. Том, устроившийся напротив на диване, прятался от дыма за защитным куполом.
Увидев меня, Колин бросил трубку в пепельницу и кинулся меня обнимать и хлопать по плечам. Он сильно вытянулся за те полгода, что мы не виделись, был непривычно аккуратно подстрижен, а на щеках виднелись порезы, которые Колин намеренно не сводил: он очень гордился тем, что бреется уже каждый день. Мне же похвастаться было нечем — ту жалкую поросль, что появлялась у меня на подбородке, даже щетиной назвать было стыдно.
Принесенный мною портвейн Колин встретил радостным воплем.
— Давай, давай, лишнее не будет! Мы тут, правда, уже...
Он кивнул на полупустую бутылку красного вина на столике.
— Пил ты один, как я понимаю?
— Я тоже! — возмутился Том. Он был веселый, глаза у него блестели, а язык слегка заплетался.
— Я дал ему понюхать пробку, — пояснил Колин. — Тому этого достаточно, ты же в курсе.
Он сунул мне стакан и тарелку с куском пудинга, а сам довольно плюхнулся на кровать.
Я сделал глоток вина и отставил стакан, чтобы закурить.
— Колин, давай рассказывай. Как там у тебя в школе разведки? Я же ничего не знаю.
— Ш-ш, — Колин прижал палец к губам. — Это государственная тайна, понял? Если я тебе разглашу хоть что-нибудь, мы оба окажемся в Азкабане.
— Ой, хватит сочинять! Чему сверхсекретному вас учат? Что вражеского агента можно распознать по черной шляпе, темным очкам и визитке с надписью "Вражеский агент"?
— Примерно так, — смеясь, согласился Колин. — Ладно, ничего сверхсекретного, конечно, нет, но вы все равно это... Не болтайте. Между нами, хорошо?
— Нет, черт побери, я завтра же дам объявление в "Пророке"! Кстати, ты в школе официально числишься?
— Официально я студент бухгалтерских курсов в Эдинбурге, — поянил Колин. — Нас потом будут учить настоящей бухгалтерии, чтобы подтвердить легенду. А школа находится где-то в средних графствах — я не знаю точно, где, она декартирована. Туда можно попасть только по портключу. Живем мы в казарме, причем все время. Увольнительную тролля с два получишь, я вот дома до Рождества не был…
Том протянул руку к стакану, но потом все же решил больше не пить. Вместо этого он стащил кусок пудинга и растянулся на диване, довольный, как сытый кот.
— Учебные предметы пока все общие, — рассказывал Колин. — Специальные дисциплины начнутся со второго курса. Каждый день с утра физическая подготовка, потом спарринг на палочках и без, потом завтрак, потом лекции. Углубленный курс ЗОТИ, теория чар, высшая арифмантика, всеобщая история, экономическая география, наша и магловская, военное дело — тоже наше и магловское, — и еще два раза в неделю магловедение отдельно. Ну и, ясное дело, иностранный язык.
— Какой? Немецкий?
— У всех разный, — Колин недовольно посмотрел на потухшую трубку. Он, видно, не очень умел с ней обращаться. — Смотря какой тебе назначат. На старших курсах в основном немецкий, испанский или японский. Есть еще парочка арабистов. А всему нашему курсу дали — угадайте, какой?