Мне пришлось сказать тост, и я даже успешно с этим справился. Во всяком случае многие гости говорили куда хуже. Но все равно мне было очень стыдно перед Колином. У него свадьба, надо радоваться, а я сижу мрачный и пялюсь только в свою тарелку, боясь ненароком встретиться взглядом... С кем? Да все равно, с кем. Я не хотел видеть никого.
По счастью, Колин мало что замечал вокруг, кроме своей невесты. Зато Эвелин оказалась куда наблюдательнее и несколько раз спрашивала, что случилось. Я сказал ей, что у меня болит зуб, и получил море сочувствия.
Когда начались танцы, я, как полагается, пригласил невесту на вальс, а потом хотел было смыться. Но пришлось танцевать еще и с Лорин Яксли, и с Патрицией Хайсмит... Да откуда же у Эвелин столько подружек?
Наконец я сбежал от них, но совсем уйти не мог, так что просто отирался у стенок шатра, прячась за группками гостей. Четверо толстых старых волшебников, которые курили трубки и обсуждали банкротство какого-то жабьего питомника, пришлись как нельзя кстати. За их широкими спинами я провел почти сорок минут, сожалея только о том, что не могу так скрываться до поздней ночи.
Потом меня нашла Друэлла и со словами: "А, вот ты где!", вытащила на паркет и потребовала, чтобы я пригласил ее танцевать.
— Какой-то ты сегодня дохлый, — заявила она со свойственной ей деликатностью.
— Зуб болит.
— Это заметно, — бросила Друэлла. — Причем вид у тебя такой несчастный, словно этот зуб выдирают по-живому. На церемонии, когда Колин обводил Эву вокруг огня, ты вообще отвернулся.
— Я случайно посмотрел в другую сторону. Дрю, не цепляйся ко мне, пожалуйста.
— Я еще даже не начинала, — она вдруг оживилась и закружилась быстрее, так что юбка раздувалась колоколом. — Слушай, Рэй, а мы не могли бы сдвинуться чуть левее? Вон к той стене... Да, молодец, спасибо.
— Почему именно туда? — спросил я, пробираясь с Друэллой через толпу танцующих.
— Там Сигнус... Нет, не смотри на него! Смотри на меня! Вот так, чудесно... А теперь подними меня и покружи!
Когда я подчинился, Друэлла так нежно мне заулыбалась, что можно было подумать, будто она мечтала об этом мгновении всю жизнь.
— Отлично, — прошептала она, когда я поставил ее на паркет. — А теперь давай обратно. Хватит с него...
— К чему это все? — спросил я.
— Видишь ли, — Друэлла скромно потупилась, — мы с Сигнусом обручились. Но он, котеночек мой, все не решается рассказать об этом родителям...
Сигнусу, может, и подходило определение "котеночек", но вот Друэлла никак не походила на тихую, милую девочку, играющую с котятами. Скорее, она напоминала укротительницу, которая выходит на арену цирка, щелкая кнутом. Я представил себе, как Сигнус послушно сидит на тумбе, по команде подает голос и прыгает через огненное кольцо, и мне стало немного веселее.
— ...В общем, я решила сегодня до конца вечера не обращать на него внимания, зато много танцевать с другими мужчинами, — сказала Друэлла. — Пусть немного поревнует, это его взбодрит. Как ты думаешь, я права?
— Не знаю.
— Стандартный мужской ответ, — фыркнула она.
— Много ты понимаешь в мужских ответах! С каких пор ты стала такая умная?
— Всегда была. Это вы, мужчины, вечно думаете, думаете, а спросишь: "О чем?", отвечаете: "Ни о чем". А вот женщины не думают — они знают. Потому что у нас ин-ту-и-ци-я. Ты в курсе, что это такое?
— В словаре посмотрю, — буркнул я.
Друэлла опять закружилась, держась за мою руку. Она что-то без умолку говорила, но я ее не слушал — вместо этого я всматривался в толпу танцующих, чтобы ненароком не оказаться поблизости от Тома или Джейн.
— ... правда, красиво? Ну, ведь правда? Рэй, да ты слышишь, что я говорю?!
— Повтори, пожалуйста, последнюю фразу, — спохватился я. — Я не расслышал.
— Вечно ты так! — с досадой сказала Друэлла. Потом у нее стало совсем другое лицо — мечтательное, неземное, и она, прикрыв глаза, заговорила нараспев: — "Женщина должна быть для мужчины одновременно раем и адом". Ведь хорошо сказано, да?
— Сентиментальный бред, — вырвалось у меня. — Откуда это?
— Вовсе не бред! — обиделась Друэлла. — Это из последнего романа Джорджины Хэйетт, называется "Ослепленные страстью". И разве это не правда? Неужели у тебя, например, нет человека, который стал бы для тебя одновременно раем и адом?
Этого я уже не смог перенести.
— Друэлла, послушай. Ты все-таки леди, так что я не могу сказать тебе: "Заткнись", это было бы грубо. Поэтому давай считать, что ты сама догадалась, ладно?
Друэлла обиженно надула губы, но умолкла. Правда, ненадолго — уже через минуту она произнесла: