— Огоньку не найдется? — спросил я.
Несколько маглов недружелюбно посмотрели на меня. Наверное, решили, что я нарываюсь на драку. Честно говоря, я и сам не знал, так это или нет. Наконец один порылся в кармане и кинул мне коробок. Я неловко чиркнул спичкой. В детстве умел их зажигать, но сейчас так привык пользоваться палочкой... Ближайший магл помог мне — зажег спичку и поднес огонь, сложив руки ковшиком. Остальные молчали. Я прикурил и кивнул:
— Спасибо.
— Приятель, а у тебя сигаретки лишней не будет? — спросил он, вытирая жирные от еды губы тыльной стороной ладони.
— Да, конечно...
Я оставил им чуть ли не половину пачки и ушел, чувствуя, как они смотрят мне вслед.
***
Когда я вернулся с шоколадом, Том маленькими глотками пил остывший кофе.
— Спасибо.
Он разломил шоколад и протянул мне половину. Я отказался. Посмотрел в свою чашку — в маслянистой пленке смутно отражались мое лицо и кусочек окна. Я отодвинул чашку и откинулся на спинку стула, затягиваясь сигаретой.
— Вишневые, — сказал Том, вдыхая дым и непонятно к кому обращаясь. — Рэй, хочешь еще послушать правду? Ты же ее так любишь...
— Валяй, — сказал я.
Мне уже было как-то все равно, что я услышу.
— Понимаешь, — сказал Том, ломая шоколад на маленькие кусочки, — для меня ты всегда был на особом счету. Всех людей, которые оказывались рядом, мне приходилось завоевывать. Думать, чем их привлечь, как привязать к себе, как заставить делать то, что я хочу. Но с тобой этого не было. Ты пришел сам. Ты почему-то ко мне хорошо относился с самого начала. Подружился со мной, когда никто меня еще и знать не хотел. Возился со мной, как никто в жизни, — я не знал и не знаю, почему. Просто вот так вышло.
— Хорошо, ладно. И к чему ты клонишь?
— Еще сам по себе ко мне пришел Долохов, — задумчиво сказал Том, не обращая внимания на мой вопрос. — Но Тони для меня всегда был только другом. А вот с тобой вышло сложнее...
Я глубоко затянулся сигаретой, но промолчал.
— Знаешь, когда я впервые понял, что все непросто? — сказал Том так спокойно, будто рассуждал о новых научных теориях. — После той истории с Крэйном, ну, помнишь, на четвертом курсе. Когда я увидел след от петли у тебя на шее. Я тогда дотронулся до рубца — и что-то случилось. Через меня как будто прошел ток, я не мог понять, что происходит. Знал только, что с этой минуты любой человек, который причинит тебе вред, станет смертником. Я уничтожу его. Если не смогу сразу, то буду ждать десять, двадцать, тридцать лет, но рано или поздно этот человек умрет, причем страшной смертью... А еще в тот день я понял, что безумно хочу с тобой переспать.
— Какое счастье, — не удержался я.
— Хватит язвить! — огрызнулся Том. — Помнишь, у тебя тогда был сильный озноб? В комнате было нечем дышать от камина, а ты не мог согреться в свитере под двумя одеялами. Я лег с тобой, чтобы тебе было теплее. Потом ты заснул, а я лежал рядом, одной рукой обнимал тебя, а другой — ну, понятно что делал...
Дивный выдался денечек. Сплошные откровения.
Три дня назад мне убедительно разъяснили, что я, оказывается, был влюблен в своего лучшего друга. Так теперь выясняется, что и этот самый друг питал насчет меня странные желания!
Том посмотрел на меня:
— Пей кофе, пока совсем не остыл.
— Смеешься? Какой, к черту, кофе?.. Слушай, почему ты мне тогда ничего не сказал?
— Представь себе, мне было страшно. Понимаешь, я ведь вырос у маглов, в той среде, где за такие штучки могли и убить. Я привык думать, что мужчина, который спит с другими мужчинами, — это вообще не человек, это хуже крысы. Существо, которое надо отделать так, чтобы от лица ничего не осталось, кроме кровавой каши, потом забить в зад какую-нибудь палку или бутылку из-под пива и бросить подыхать... Я был наслышан о таких историях. И всегда считал, что с педерастами так и надо. А уж после Уоллеса — сам понимаешь, я их просто ненавидел... И тут вдруг такое случилось со мной, хотя этого в принципе не могло быть! Я был в таком ужасе, думал, что я теперь стану ненормальным, начну красить губы и манерничать. Знаешь, как я пытался это в себе задавить?
— Сейчас, я смотрю, ты переменил отношение.
— Будешь смеяться, мне помогла встреча с Дамблдором, — усмехнулся Том. — Мне важно было узнать, действительно ли он предпочитает мужчин. Спросишь, почему? Потому что он боец. Я ненавижу его, как только можно ненавидеть человека, но это дела не меняет. Он прекрасный боец, высшего класса. Если я когда-нибудь таким стану, то буду считать, что ухватил Мерлина за бороду... Так вот, когда я понял, что он и вправду голубой, когда мы с ним разговаривали в коридоре — ну, ты помнишь, — и у Дамблдора на меня стояло, да еще как... Вот тогда-то я успокоился. Потому что это означало, что можно оставаться мужчиной независимо от того, с кем ты спишь.