Том протянул мне едва начатую сигарету:
— Докури, пожалуйста, я не могу... Нет, Рэй, ты не понимаешь. Кроме меня, туда не может поехать никто, потому что именно я — реальный наследник Слизерина, и, по легенде, именно я возглавляю эту самую тайную организацию. И едет туда не Том Риддл, — он усмехнулся, — а лорд Волдеморт…
— Бред, — только и сумел выговорить я.
— Конечно, — спокойно ответил Том. — Но именно бред обычно выглядит достовернее всего. Немцы прекрасно понимают, что это может оказаться игрой британской разведки. Но если исходить из чистой логики, разведка бы придумала что-нибудь поубедительнее... А тут получается совершенная чушь. Но при этом биография лорда Волдеморта — моя, и контакты шли через меня, и для легенды, собственно, даже сочинять ничего не пришлось. Только слегка подправить реальность. Помнишь "Рыцарей Вальпургиевой ночи"?
— Это была детская игра!
— И что? Из нее нельзя состряпать подпольную группу заговорщиков? Мы с Пикерингом и его шефом очень тщательно проработали легенду. А называется эта группа заговорщиков — Death Eaters, "Пожиратели смерти".
Я выдохнул и выругался про себя.
— Бессмыслица какая-то!
— Конечно. Зато много пафоса и мистики. Немцы купятся, они такое любят.
Сигарета догорела почти до фильтра — я так и не сделал ни единой затяжки. Бросил окурок в лужу.
— Моя задача, — сказал Том, оглядываясь на «Гераклею», — убедить эту компанию, что мне можно доверять, а потом каким-то образом выманить их в Грецию. В Албании мы не можем провести захват — я тебе уже говорил, что это советская зона влияния, можно спровоцировать войну с русскими. А Греция — британская зона, там наша разведка чувствует себя, как дома. Поэтому...
— Как, объясни мне, — я сделал паузу, чтобы успокоиться, — как Пикеринг сумел тебя заставить?! Что ты еще натворил, что он может тебя так шантажировать?
Том недоуменно посмотрел на меня.
— Рэй... Ты и вправду веришь, что шантажом и угрозами можно заставить человека взять на себя такое? На подобные дела идут только добровольно. Тем более что идея-то была моя, с самого начала.
— Зачем?! Какого черта?!
— Не знаю, — задумчиво ответил он. — Просто хотелось сыграть по-настоящему. По максимальной ставке, как играют раз в жизни. Кроме того... Последние пару лет, после того, как я экспериментировал с дневником — ну, ты помнишь, — я жил, как в тумане. Не знаю, заметил ты или нет. Я-то сам замечал, как меняюсь... Например, мне всегда были интересны исследования, я читал научные журналы — а после собственных экспериментов я начал глупеть. Правда-правда, Рэй. Со стороны это могло быть совсем незаметно, по инерции ведь еще долго можно производить впечатление интеллектуала. Но внутри я стал словно плоский, двумерный. Все время думал только о деньгах, деньгах, деньгах, ну и еще развлекался с Борджином. За последний год прочел... не знаю... две или три книжки, вряд ли больше. Представляешь, до какой степени я должен был опуститься? Хотя ты-то как раз представляешь...
— Я это видел.
— Ты видел, я тоже видел, но ничего не мог поделать… Помнишь, как я раньше умел делать "шаг в сторону"? Какая у меня была интуиция? А тут ничего не осталось. Будто кто-то в моей голове сказал "Nox" — и свет погас. Страшно... А потом, когда я придумал эту «большую игру», то как будто стал просыпаться. Заметил, что понемногу возвращаются способности... Свою идею я пересказал Пикерингу, а тот доложил шефу разведки. Квинсбери долго сомневался, но потом дал добро на подготовку операции. А я впервые за долгое время увидел, куда иду. Помнишь, я тебе рассказывал? Дорожка сама складывается под ногами... А раз складывается — надо идти.
— Кретин! Ты свихнулся! — я уже не мог сдерживаться. Схватил его за плечи и стал трясти. — Ты ведь знаешь, что это за люди! Стоит проколоться на любой мелочи, и… Ты специально откладывал разговор до последнего, да?! Молчал, сволочь, чтобы я тебя не остановил?!
— Поздно, Рэй, — он осторожно высвободился. — Я уже ввязался. Ты не думай, меня так просто не убить, я принял определенные меры... Хотя, если честно, мне на самом деле страшно. Так что иногда хочется кричать: "Не надо, не надо!". Ты ведь прав — это страшный риск, один прокол, и все… Глупо, да? Я уже стольких людей отправил на Авалон — а сам боюсь. Не столько смерти, сколько того, что станут долго пытать перед тем, как убить. А эти станут, тут можно не сомневаться…
Он отвернулся и стал смотреть на воду.
— Когда все это затеваешь, это кажется забавным. Щекочет нервы, как игра или роман о приключениях. Потом однажды просыпаешься ночью и думаешь — а ведь это всерьез! И когда тебя будут убивать, ты не сможешь крикнуть, что больше не играешь, или захлопнуть книгу… Поэтому мне так надо было увидеть Долохова. Очень надо. То, что он натаскивал меня по боевым заклятьям, не так важно. Тони честно предупредил, что если дойдет до дела, мне это не поможет. Зато он научил меня справляться со страхом. Сказал, что бояться смерти и боли — нормально. Сказал: истери здесь и сейчас. Делай, что хочешь, ори, рыдай, швыряйся посудой или заклятиями, срывайся на том, кто под руку попадется. Но чтобы к тому моменту, когда надо будет действовать, ты уже перегорел. Чтобы был спокоен...