Непонятно откуда, в самый, казалось бы, неподходящий момент в моей памяти всплыло воспоминание: жаркий летний день, опушка Запретного леса, превращенная в меч буковая ветка… "Иной воли, кроме воли сюзерена...".
Оглушительно проревел пароходный гудок.
Том открыл рот, словно хотел еще что-то сказать, но потом опять оглянулся, прошептал: "Ну, все", — быстро коснулся моей руки и пошел к трапу.
Приму ли я тебя другим? Признаю ли лорда Волдеморта?
Да я признаю тебя даже королем Англии — только возвращайся. Только выживи, сукин ты сын!
Я догнал его, схватил за рукав.
— Да. Слышишь?
Он обернулся, заколебался, глядя то на меня, то на сходни.
— Да, Том! То есть, да, милорд, — если тебе так нужно!
Слова, какие были слова?! От спешки я ничего не мог вспомнить.
— В этом мире и в следующем... Что там было еще?! Ладно, плевать! В жизни и в смерти... Что дальше, говори, ну?!
Он торопливо мотал головой — не надо, Рэй, не надо, не надо.
— Иди уже! — заорал я. — Сейчас отчалит, чего ты встал?!
Он кивнул и побежал к сходням. Я стоял и смотрел, как он объясняется с матросом, как роется по карманам в поисках билета, что-то говорит...
Почти сразу же после того, как он оказался на борту, со скрежетом убрали сходни. Отвязывали канаты от тумб. Люди на берегу кричали и махали руками отплывающим. Пароход гудел, из труб валил дым, и во всеобщем гаме я едва слышал голос Тома оттуда, высоко, с борта.
— В понедельник! — кричал он. — Если я вернусь, это будет в понедельник, запомни!
— Не опаздывай к ужину! В восемь ровно! — я отчаянно пытался в последний момент шутить, а перед глазами все расплывалось, и пароход казался размытым коричневым пятном.
— Если опоздаю, согласен на сэндвичи! — раздалось в ответ.
А пароход уже отходил от причала, разворачивался, следуя за буксирами, и оставлял за собой бурлящую полосу воды, в которой бешено крутились огрызки яблок и обрывки газет. Он шел по мутной зеленой воде, увозя с собой мой личный рай и ад, — шел к выходу из порта, в сторону Ла-Манша, и дальше, к Балканам, к бесконечным горам, покрытым лесом, над которыми, распахнув металлические надкрылья и глядя вперед сотней фасеточных глаз, летит страшное стальное насекомое войны.
Я еще что-то кричал, но Том не слышал. Он был уже слишком далеко.
***
Толпа на причале рассасывалась. Я выкурил сигарету, бросил окурок в воду, постоял еще. Потом пошел за уходящими маглами, разыскивая укромное место, чтобы аппарировать.
Уменьшенная и страшно тяжелая чаша в кармане брюк неприятно билась о бедро при каждом шаге.
Наверное, я должен был что-то чувствовать, но внутри была странная тишина, полное отсутствие эмоций.
Что будет, то будет. Какой смысл думать об этом заранее? Какой смысл искушать судьбу?
Дорожка ведет — надо идти. Сделай шаг и увидишь, каким будет следующий.
Сначала мне нужно аппарировать в банк и положить чашу в сейф. Потом вернуться домой, поговорить с мамой, поесть, заварить себе чаю. А дальше запастись сигаретами и сесть за учебники.
Время не ждет. Через три дня вступительный экзамен по основам права.
— Fin —
Послесловие
Теперь, когда "Игрок" завершен, я хотела бы поблагодарить тех людей, которые были причастны к этому тексту и без которых его бы не было.
Во-первых и главных, это моя бета Ddodo, с ее потрясающим чувством языка и стиля, с ее безграничным терпением, благодаря которым этот текст, начинавшийся как фик, стал литературой. Моя благодарность за ее поддержку, помощь, консультации, проверки и поправки, сопереживание, интерес к тексту, за ту тактичность и одновременно жесткость, с которой она исправляла мои ошибки, просто не знает границ. И еще благодарность за многое-многое, уже чисто человеческое, чисто личное, о чем она знает и о чем я всегда помню. Спасибо.
Во-вторых и тоже главных, это два человека, которые "вытянули" со мной этот текст, прожили его со мной от начала до конца.
Это Аlleanza — за то, что она бесчисленное множество раз играла для меня Тома Риддла, позволяя лучше понять те или иные ситуации, объясняла для меня его характер, читала все мои черновики; за многочасовые телефонные разговоры, за жесточайшую критику и за абсолютную поддержку; за то, что именно на нее пришелся основной эмоциональный удар финала, который я без нее бы не выдержала; за то, что степень ее участия в тексте была такова, что он стал фактически нашим общим; за все-все-все...