Шоколад великодушно отдали первому курсу, а апельсины Лу Блэк порезала тончайшими, как бумага, ломтиками, чтобы хватило на всех.
К полуночи танцы были в самом разгаре. Долохов с безумной скоростью кружил свою запыхавшуюся партнершу — светловолосую Миллисент Кларк. По гостиной эта пара двигалась, как маленький смерч, а все остальные с опаской сторонились. Потом Антонин ушел покурить, уступив Милли Тому Риддлу. Постоянный ухажер Милли, очкастый и серьезный Мэтью Бэгнолд, с тоской наблюдал за ними от камина, но стоило Кларк глянуть в его сторону, — тут же цеплял на лицо счастливую улыбку и делал вид, что страшно увлечен своим сливочным пивом.
Маркус, повеселевший и оживленный — его родителей наконец выпустили из фильтрационного лагеря, — утащил Эйвери в уголок возле камина играть в карты. Лу Блэк и Прюэтт совершенно не в такт музыке топтались у стены и каждые десять секунд останавливались, потому что Прюэтт то наступал Лу на ногу, то путался в складках мантии.
А в центре гостиной маленькая толпа наблюдала, как Друэлла, которой к тому времени надоело строить из себя Настоящую Леди, отплясывала с Аластором лихую шотландскую джигу, высоко подобрав полы мантии и с невероятной скоростью отбивая ритм каблуками. Кто-то из старшекурсников одобрительно свистел, Орион и Сигнус пялились на Друэллу, раскрыв рот, Альфард посмеивался и хлопал в ладоши. Я стал дразнить Колина — дескать, все Розье ужасные показушники, из кожи вон лезут, чтобы обратить на себя внимание, — и очень вовремя спрятался за кресло, когда он запустил в меня заклятием.
А вот Вальбурга была, кажется, недовольна, потому что зло поджала губы — от этого подбородок у нее выпятился и стал пугающе острым. Когда музыка кончилась, она тут же заявила, что первокурсникам пора спать, и принялась загонять их в спальни. Мальчишки, включая младших Блэков, со старостой спорить не решились и покорно ушли, но девочки заартачились, а с Друэллой у Вальбурги дошло до крика.
Лицо Вэл покрылось красными пятнами, она пригрозила, что пожалуется Слагхорну. Альфард пытался ее урезонить, Колин требовал, чтобы Вальбурга оставила его сестру в покое, — но тут Друэлла выкинула совершенно неожиданный финт. Нежно улыбаясь Вальбурге и не говоря ни слова, она плавным движением поставила ногу в лаковой туфле на стул, слегка сдвинула юбку и медленным, ласкающим жестом провела пальцами от щиколотки до коленки.
Поколением позже этот жест был бы, наверное, истолкован как сексуально-агрессивный, но тогда, в январе 1941 года, все поняли его совершенно правильно.
Хотя богатством Розье никогда не смогли бы сравняться с Блэками, однако, в отличие от Вальбурги, на Друэлле были шелковые чулки. Настоящие, довоенные, тонкие, как паутинка, стоящие бешеных денег на черном рынке, предмет вожделения и зависти любой девушки, роскошь, которую могли позволить себе только избранные...
Конечно, на самом деле Друэлле подарила их моя мама на Рождество, откопав где-то в старых запасах, — но кого это интересовало? Главное, что эффект был достигнут. Вальбурга задохнулась, будто ее окатили холодной водой, пару секунд постояла, а потом пулей вылетела из гостиной. Альфард только усмехнулся и пожал плечами. Друэлла с томной улыбкой повернулась к нему, повелительно протянула руку, и они отправились танцевать.
— Во дает, да? — растерянно сказал Колин. — Может, отлупить ее, как думаешь?
Я торопливо отказался от участия в воспитании его сестры, заявив, что ничего не понимаю в женщинах, и вообще они странные существа, так что лучше оставить их в покое. Подумав, Колин согласился со мной, махнул рукой на Друэллу и взял себе сэндвич.
Через полчаса пришел возмущенный Слагхорн и сказал, что мы не даем спать всей школе. Граммофон пришлось выключить, и все постепенно разошлись.
Наутро нас ждал серый тоскливый свет за окном, редкий снежок и новый учебный семестр.
***
Зима сорок первого года казалась бесконечной. В феврале морозы сменились оттепелью, потом опять ударили холода, и так оно и шло, как на качелях. Утоптанный грязный снег в школьном дворе то таял, то покрывался ледяной коркой, на которой кто-нибудь обязательно поскальзывался и падал. Однажды это случилось со Слагхорном, который в теплой мантии с меховым воротником торжественно направлялся в Хогсмид пропустить рюмочку. Его тут же бросились поднимать; красный и злой, Слагхорн наконец тяжело встал на ноги и отправился назад в школу — почистить мантию, а заодно побеседовать со смотрителем. После этого разговора к нему вернулось обычное благодушие, зато Прингл стал цвета вареной свеклы и принялся с остервенением посыпать школьный двор песком. Душу он отводил тем, что орал на учеников — дескать, носят в школу грязь.