— А как там...
Том понял меня с полуслова и ответил равнодушно и как-то привычно:
— Да ничего особенного. Ну, все время воняет хлоркой, а кормят намного хуже, чем здесь. Но в остальном ничего. Только приходится везде ходить строем — и в столовую, и на уроки. И все должны быть одеты одинаково. Маглы вообще любят, чтобы все были одинаковыми. Ненавидят тех, кто чем-то отличается от других.
Я подумал, что это, пожалуй, действительно не слишком страшно — в конце концов, в Хогвартсе тоже заставляют ходить парами и носить одинаковые мантии, — но тут Том вдруг добавил:
— А вот что и в самом деле противно — это когда приезжают усыновители. Тогда всех заставляют вымыться, выстраивают в ряд, а эти ходят и рассматривают. Будто лошадь или собаку покупают.
На этом месте мне стало и вправду неуютно.
— Меня два раза усыновляли, — задумчиво сказал Том. — Увозили к себе, заставляли называть их "мама" и "папа", покупали гору игрушек — а через месяц возвращали обратно.
— Почему?!
— Потому что не нравился. Потому что не такой. Странный. Со мной случались всякие непонятные вещи, если я пугался или злился. Например, смотришь на что-то, а оно загорается. Или стекло в окне вылетает. Или все вокруг падает. Или человеку становится больно ни с того, ни с сего...
Теперь я уже окончательно перестал что-либо понимать, настолько, что даже бросил щетку — все равно последние пять минут я, как выяснилось, бестолково тер давно исчезнувшее пятнышко на полу. Выпрямился и посмотрел на Тома.
— А что здесь такого?!
— Как — что? А кому это понравится, по-твоему?
— Слушай, эти усыновители — они что, детей никогда не видели?
Том удивленно поднял брови, и тут до меня дошло, что он может и не знать многих вещей, обычных для волшебников.
— Это же стихийная магия! Она у всех бывает в детстве, потом проходит...
Я запнулся и, кажется, покраснел, вспомнив, что у меня выбросы стихийной магии прекратились только в восемь лет — удручающе поздно по волшебным меркам. Но Том вроде бы ничего не заметил.
— То есть, тебя, конечно, стыдят, если что-то такое случается, говорят, что это некрасиво и большие дети так не делают — все равно, что штаны намочить. Но, в общем, ничего в ней страшного нет, и никто особенно не обращает внимания.
— Это волшебники, а маглы — другое дело! — Том досадливо передернул плечами. — Они боятся такого. Сразу начинают кричать, или запирают тебя в карцер, или пытаются пичкать лекарствами. Они вообще ненавидят все, что связано с магией, понимаешь?
Я кивнул. Об этом-то я слышал. Кто же не знает, как маглы в старину преследовали волшебников.
А Том был вынужден терпеть такое одиннадцать лет... Хорошо еще, что маглам не пришло в голову сжечь его на костре.
— Мне очень жаль, — сказал я тихо.
Но он только пожал плечами.
— Да ладно. Я привык. Потом, мне же было не с чем сравнивать. Я кроме приюта в жизни ничего не видел. Даже понятия не имел, что бывает по-другому.
— А твои родители...
Я был готов себе надавать по губам за то, что задаю такие вопросы — недопустимо, неприлично так лезть в чужие дела! — но уже не мог остановиться.
— Они давно умерли, да? Ну, раз ты с раннего детства там жил...
— На самом деле это не совсем так, — медленно ответил Том, глядя мне в глаза. — То есть мать-то и вправду умерла, когда мне был всего час или два от роду. А вот отец, наверное, жив, хотя я ничего о нем не знаю. Я думаю, что он бросил мать, потому что она была маглой.
Я кивнул. Это было понятно и логично. О таких вещах мне приходилось слышать — правда, мельком, потому что мне не разрешали присутствовать при разговорах на такие темы. Но я знал, что бывают случаи, когда кто-то из приличной семьи "связывается" с маглой, однако потом, раскаявшись, непременно возвращается в лоно семьи. Для девушки подобная ситуация считалась почему-то более опасной, и речь шла о некоем "позоре" и о том, что на оступившейся уже никто никогда не женится. В случае же мужчины на приключение такого рода смотрели более снисходительно — как на пикантное развлечение на грани фола, и опасались только загадочных "неприятностей от Министерства".
В любом случае никому и в голову не приходило, что связь с маглом или маглой может продолжаться долго — это же извращение. Должно быть, и отец Тома когда-то так же развлекся... Мне при этой мысли полагалось почувствовать гадливость, да и родители, думаю, не были бы счастливы, узнав, с кем я вот так запросто общаюсь. Но почему-то мне было совсем не противно, а только очень тоскливо, как бывает, когда болит живот.
Том, будто прочитав мои мысли, соскочил с парты:
— Ладно, хватит об этом. Давай я домою, а то уже идти пора.