На меня была наложена печать безопасности. Отныне и от всего. Это грело кровь и успокаивало душу. Нечто сходное, но такое хрупкое было в детстве. Когда Гелька м0еня защищала от всего и всех, пока я училась скалить зубы и беззвучно подниматься с разбитых колен.
- Обними меня, - как-то жалко, на мой взгляд, всхлипнула я, подавшись коварным воспоминаниям о детстве.
Антон не придвинулся ко мне, как делала Гелька, он притянул меня спиной к своей груди и, обняв, зарылся лицом в макушку, негромко выдохнув: «Все хорошо, маленькая». Я, не сдержавшись, всхлипнула.
Осознала, что перебито самое дорогое воспоминание из детства, когда Гелька, прижимаясь телом к моей дрожащей спине, пока меня мучила температура под сорок и укрывая хлипеньким одеялом, никак не могла унять мое содрогающееся в ознобе тело. Она так же шептала, захлебываясь слезами, что все хорошо, но с ней рядом в тот момент, не было этого пугающего чувства безопасности и возможности расслабиться. Тогда я думала, что не переживу ночь. Так же думала и Гелька, шваброй бьющая любого, кто заходил в нашу с ней комнату…
А сейчас я абсолютно здорова. Но слабее, чем в тот ужасный вечер. И самое… пугающее, что я больше не боялась сомкнуть глаза, зная, что меня никто и никогда не обидит под этими сильными руками.
Никто и никогда, да, безусловно.
Кроме этих самых рук.
Но тогда я об этом еще не знала. Все случилось гораздо позже.
Через неделю, когда синяки от Рубиковской мази сошли на нет, меня поджидал новый удар – меня уволили. Луиза сообщила об аннулировании контракта по инициативе клуба и, пожелав мне всего доброго, отключилась. Я ошарашенно посмотрела на трубку в своей руке, думая, что ослышалась. Но нет, когда я позвонила Луизе, она подтвердила, что с отпуска завтра в смену я не выхожу. Потому что контракт аннулирован, неустойку я не должна из-за инициативы клуба.
Я влетела в кабинет сучьего адвоката разъяренной фурией.
- Антон, нахера ты это сделал?! Чем мне теперь за ипотеку платить?! На панель идти что ли?!
Я исступлённо орала на спокойного Антона перебирающего документы за своим рабочим столом.
- Луиза позвонила? – догадался он, нахмуриваясь, читая свои долбанные бесчисленные документы и прикусывая губу. – Нет, это старое постановление… А где новое-то?..
Я аж задохнулась от злости. Зло топая к нему, кинулась драться. Он, встав с кресла и не отрывая взгляда от документов, без труда меня скрутил и прижал спиной к своей груди, блокировав руки.
- Будь добра, переверни страницу, ближе же стоишь.
Меня аж перекосило и кроме как злого рыка сквозь стиснутые зубы, я больше никаких звуков издать не могла. Но он держал меня в таком положении минут пятнадцать, скучающе положив подбородок на мое темечко.
- Успокоилась? – негромко поинтересовался он, и, не дождавшись от упрямой меня ответа, вздохнул и произнес, - ну ладно, давай еще постоим.
- Антон, зачем ты это сделал? – порядком спокойнее спросила я. – Ты же знал про ипотеку…
- А ты знала, что меня не устраивает твоя работа. – Отпустил меня, сев в кресло и дернул за локоть, заставив упасть ему на колени и смотреть в потемневшие, серьезные глаза. – Женщина – визитная карточка своего мужчины. И она у меня шикарная. Но слишком открытая. Меня не устраивает.
- У меня, ипотека, блядь! – кипя от злости, заорала я ему в лицо.
- Уже нет. – Голубые глаза удовлетворенно блеснули и принялись изучать вырез футболки.
- Чего?.. – я аж охрипла от удивления, пальцами вцепившись в его подбородок, приподняла голову, заставляя смотреть в свои глаза.
- В обед в банк заедь, забери документы. Я закрыл ипотеку.
Я растерялась. Антон зевнул и, взяв со стола папку, чуть отведя ее в сторону от моего тела, принялся читать, второй рукой оглаживая мое бедро. Вид такой, как будто в магазин за хлебом сходил по моей просьбе, а не три ляма долга за меня погасил. Я покачала головой, закрыв глаза и пытаясь успокоиться. Мало что из этого вышло, конечно.