Когда я отстраняюсь, моя щека касается ее. Девушка старается выглядеть не впечатлённой, но я могу видеть за ее напускными эмоциями. Может, я и не умею читать по ее глазам, но то, как она хмурит лобик, как блестит ее верхняя губа, говорит о том, что мои слова возымели эффект.
Держа голову высоко поднятой, Пенелопа говорит:
— Полагаю, тогда мне будет комфортнее откликаться на «мисс Прескотт», потому что все описанное тобой, ты увидишь только в своем гребаном воображении, — она сверкает дьявольской усмешкой и добавляет: — Или же, спросишь у Ника, которого я трахну на твоем покерном столе, — она хлопает меня по щеке и отталкивает.
Бл*дь, она задевает меня, но я отказываюсь это демонстрировать. Она никогда не будет вести в этой игре. Не так я разыгрываю свою партию.
— Думаешь, он сможет дать то, чего ты хочешь? — спрашиваю, идя следом за ней, давая знать, что я близко.
Пенелопа отвечает, не поворачиваясь:
— Знаю, что сможет, Гевин. В отличие от тебя, Ник знает, как обращаться с женщиной.
— Вот так? — спрашиваю, запуская руку в вырез ее платья сзади, так что моя ладонь оказывается у нее на животе, а пальцы гладят нежную, подтянутую кожу. Черт, а девчонка следит за своим телом. Дыхание Пенелопы перехватывает, когда я прижимаю ее к себе. Другой рукой убираю ее волосы на одну сторону, обнажая шею. Медленно и с наслаждением провожу носом по коже ее шеи, затем утыкаюсь лицом в волосы. Я чувствую, как по ее коже разбегаются мурашки, пока продолжаю гладить подтянутый живот.
— Держу пари, он не знает, как сделать так, чтобы твою кожу покалывало от предвкушения, а желудок делал сальто. Думаю, он понятия не имеет, как касаться твоих сосков, чтобы достаточно тебя возбудить, — продолжаю касаться губами ее кожи, наслаждаясь мурашками. — Думаю, что он не знает, как трахнуть тебя одним только языком, чтобы оргазм встряхнул все твое существо, и, черт побери, я точно знаю, что он не знает как трахнуть тебя до потери сознания от удовольствия.
Тело девушки растворяется в моем, но она все еще пытается отрицать. Мне просто нужно пробраться через последний слой ее брони. Но для этого мне нужно узнать, в чем причина этой брони.
— А ты думаешь, что способен на все это? — едва шепчет.
— Я, бл*дь, уверен, что способен, — шиплю, готовый укусить ее ухо, а затем провести языком по шее. Я бы с удовольствием прижал ее к стене прямо сейчас.
С живота убираю руку ей на бедро, готовый продвинуться ниже, и именно в этот момент, Пенелопа ударяет меня локтем в живот, а затем, к моему полному неудовольствию, ее кулак устремляется ниже, ударяя прямо по промежности, отчего я заваливаюсь на землю.
Она смотрит через плечо, когда уходит.
— Как жаль, что ты никогда не узнаешь этого, мудак, — кивает на мою промежность. — Может, стоит приложить лед, тебе не понравится, если твои яйца станут еще более голубыми, чем сейчас.
Подмигнув, она открывает дверь своей квартиры и исчезает из виду.
— Боже, — бурчу я со своего места на земле.
Стоило знать, что она не пожалеет моих яиц. Нужно было учиться на ошибках Рамоса.
***
— Вот красавчик. Я же сказал, что он будет здесь.
Я слышу Грэхема, но и бровью не виду, что заметил его. Не потому, что считаю, будто он полный придурок, а потому что не могу оторвать взгляда от экрана. Я должен следить за игроками, просматривать их действия и искать мошенников, но не делаю этого. Ни на секунду. Совсем нет.
Вместо этого я слежу за Пенелопой, за каждым ее шагом, или точнее сказать, за каждым действием Ника. Да, придурок окучивает ее весь вечер, отчего мне хочется сорваться с места и оторвать ему руки. Посмотрел бы я, как он будет наливать напитки.
Мне тошнотворно смотреть за ними. Не из-за их предполагаемой химии, а потому что они прикладывают слишком много усилий. Каждый раз, когда Пенелопа подходит к бару, Ник хватает ее, прижимает к груди, утыкается лицом в ее шею. Придурок даже щупал ее сиськи.
Да... щупал ее чертовы сиськи!
Как я узнал, что они прикладывают слишком много усилий?
Во-первых, каждый раз, когда Ник касается Пенелопы, она украдкой смотрит в камеру, как будто пытается убедиться, что я вижу.
Во-вторых, их лапанье одностороннее — все первые шаги исходят от Ника.
В-третьих, он прикасается к ней так, будто это неправильно, но ему нужно что-то доказать, и именно это делает очевидной их незаинтересованность друг в друге. Между ними нет химии, ничего общего с тем, что есть между нами.
Я зарабатываю на жизнь «чтением» людей миллионы долларов. То, что вижу на экране, не имеет ничего общего с увлечением мужчины и женщины друг в друге. Больше похоже на фарс. Я не глуп, могу легко понять, что происходит. Они пытаются вывести меня на ревность, пробраться в мою голову и позволить мне думать, что между ними что-то есть.
Мой единственный вопрос: какого хрена у них получается?
С момента, как начал наблюдать за ними, не могу перестать. Я не могу отвести взгляда, не могу перестать сжимать бокал с виски в руке, что кажется, он может разлететься на осколки.
Умом понимаю, что все происходящее фарс, но по какой-то долбаной причине не могу погасить в себе ярость.
— Выглядишь слегка напряженным, — говорит Скотт, хватая меня за плечо. — Черт, мужик, так и есть. Что происходит?
— Вот! — выпаливаю, указывая на экран, впервые демонстрируя свои истинные эмоции друзьям. Взяв себя в руки и поправив пиджак, пытаюсь успокоить бурю в себе. — Твои сотрудники ведут себя неуместно, — отвечаю, проявляя профессионализм.
Грэхем смотрит на экран, узнавание появляется на его лице, прежде чем он запрокидывает голову назад и хохочет.
— Мужик, эта брюнетка все еще держит твой член на поводке? Я думал, все уже в прошлом.
— Так и есть, — отвечаю, но не убеждаю никого, даже себя.
Скотт пододвигает стул ближе ко мне и усаживается позади меня.
— Похоже, тебе это не нравится. Хочешь поговорить об этом?
Можно ли сказать, что Скотт самый чувствительный среди нас?
— Не о чем говорить, — отвечаю, отказываясь продолжать тему.
— Херня, — встревает Грэхем, раскачиваясь на пятках и сверкая ухмылкой.
— Ты подсел на эту девушку с тех пор, как она пересекла порог номера для хайроллеров. Позволь предположить, всемогущий Гевин Сент не смог получить чего хочет, а теперь дуется по этому поводу.
Прямо в точку, но будь я проклят, если позволю Грэхему об этом узнать.
— Я получаю то, что хочу, — отвечаю, делая глоток напитка.
Грэхем вздергивает брови.
— Да? Так ты хочешь сказать мне, что трахнул ее?
Прежде чем ответить, делаю успокаивающий вдох, пытаясь взять себя в руки. Очень легко поддеть Грэхема, и именно это я собираюсь сделать.
— Знаешь, Грэхем, жизнь — это не только задрать девушке юбку и трахнуть сзади, чтобы кончить минуту спустя и отправить ее восвояси.
— Минуту? — фыркает Грэхем возмущенно. Скотт смеется над перепалкой.
— Ох, извини, сейчас ты понизился до тридцати секунд?
— Пошел ты, мужик, — Грэхем не может вынести подобных насмешек.
Не обращая внимания на его детское неумение вынести обиду, я продолжаю:
— Пенелопа — как хорошее вино, ее сначала нужно оценить. Не торопится. Пробовать по глотку. Ее не нужно быстро проглатывать. С точностью, хорошо продуманным подходом и правильной манерой, я затащу ее в постель, чтобы она выкрикивала мое имя ночь напролет. Вместо мгновенного удовлетворения, которое забуду на следующее утро, я отложу удовольствие, продлю его себе. Она стоит того, чтобы запомнить ее на всю жизнь.
Оба мужчины сидят в тишине, обдумывая мою речь. Честно говоря, я впечатлён собой. Знаю, что могу доказать свою правоту во всем, но это… Черт, круто!
— Ты такой идиот, — смеется Грэхем. — Хорошая попытка, недоумок. Девчонка взяла тебя за яйца, а ты и понятия не имеешь, как затащить ее в койку.
Да, в общем-то.
— Не знаю, — дополняет Скотт. — В словах Гевина есть смысл. Она не кажется той, кого можно трахнуть в шкафу, — Скотт вздергивает брови. Я сразу же посылаю сердитый взгляд Грэхему, который смеется.
Указываю на него пальцем.
— Ты — гребаный ублюдок, знаешь это? Перестань подглядывать за мной на камерах! Боже, мужик. Что с тобой не так?