Игрок на другой стороне… О да, это игра, в которой любая фигура, исчезнувшая с доски, означает смерть, а от каждого хода зависят миллионы долларов. Игра, в которой Йорк-Сквер был доской с замками в каждом углу. Уолт — пешка, замки — ладьи. А остальные фигуры?
— Ну, конечно, — снова произнес вслух Эллери и снова виновато посмотрел на дверь отцовской комнаты, однако инспектор продолжал спать.
Королева — самая могущественная фигура — также присутствовала там, не зная, какой делать следующий ход. Как ужасно было видеть во сне ход, оставивший Энн исходящей кровью и ненавистью!
Рыцарь? Он тоже имеется — при мысли об этом Эллери почти улыбнулся. Сэр Персивал, рыцарь короля Артура, погубленный магией чародейки… Бесхитростный Парсифаль, ставший в конце концов стражем Святого Грааля… Как далеко можно зайти в этой циничной символике?
Но нет епископа… Только подверженный подобным ночным фантазиям может понимать, какой неуловимой может быть их мельчайшая деталь и как страстно можно желать ее найти.
Внезапно Эллери радостно хлопнул по кожаному подлокотнику кресла. Епископ есть, ибо в былые дни шахматного епископа именовали лучником. Ему приходилось видеть старинные шахматы, где эта фигура держала лук. Арчер![43]
Пешка, ладья, рыцарь, королева, епископ… А король?
Когда король в плену, игра окончена. Только так можно узнать, кто король.
Игрок на другой стороне…
Голова без лица… Эллери закрыл глаза и вновь увидел безумное движение шахматных фигур, меняющих головы, с ужасом вспоминая то мгновение, когда все головы оказались на своих местах. Даже безликая голова на момент обрела лицо, совпав с фигурой короля — лицо игрока на другой стороне. Он увидел его и забыл…
Эллери спрыгнул с кресла. Но его левая нога еще спала, и он покачнулся. Кресло стало вращаться. Эллери зацепил рукой кофейник и с трудом удержал его, не дав содержимому пролиться на ковер.
Тяжело дыша, он поставил кофейник на стол и попытался подняться снова. На сей раз действуя осторожно, вспоминая историю о двух быках, молодом и старом, заметивших стадо телок. «Давай подбежим к ним, и одна из них будет наша», — предложил молодой. «Нет, сынок, — с достоинством ответил старик, — давай подойдем, и нашими будут все».
Эллери стоял на правой ноге и тряс левой до тех пор, пока не ощутил в ней покалывание. Затем он, хромая, подошел к книжной полке и вынул оттуда Бартлетта,[44] стоявшего между Фаулером[45] и Роже.[46] С трудом найдя нужную цитату из Хаксли,[47] он заложил страницу указательным пальцем, вернулся к столу и начал читать при свете лампы:
«Шахматная доска — это целый мир, фигуры — его явления, правила игры — то, что мы называем законами природы. Игрок на другой стороне скрыт от нас. Мы знаем, что он всегда играет честно, справедливо и терпеливо…»
Эллери сердито захлопнул книгу. Вот к чему приводит погоня за аналогиями! Они, как иногда пули, попадают достаточно близко, чтобы напугать, но затем рикошетируют в постороннего! Он снова почувствовал, что слишком торопится, отложил в сторону «Знакомые цитаты» и задумался.
Некоторое время Эллери сидел неподвижно, лишь изредка шевеля ногами. «Сейчас мой ход», — думал он. Его глаза закрылись, но это не имело отношения ко сну.
Внезапно Эллери увидел свой ход, но сразу же отверг его. «Не будь дураком, — сказал он себе. — Ты же потеряешь своего рыцаря…» Если бы только ему удалось вспомнить, какая голова соответствовала какой фигуре! Особенно… Эллери пытался подумать о возможности других ходов, но его ход, не сдаваясь, положил теплую голову ему на лодыжку и замурлыкал, как кот. Эллери попробовал стряхнуть его, но он вонзил в него когти. Пришлось подчиниться, взять его на колени, погладить и сказать: «Ладно, давай рассмотрим тебя как следует».
Когда Эллери поднялся, он знал, что принял решение гораздо раньше. Эллери понимал всю его опасность и предвидел, сколько придется доказывать и убеждать, но все это не имело значения.
Эллери открыл дверь спальни отца с такой силой, что ручка громко ударила в ямочку, которую она постепенно выбила в штукатурке стены. Это всегда заставляло инспектора вскакивать, хотя проснуться по-настоящему он мог лишь минут через десять. Эллери терпеливо ждал, пока старик стаскивал с лица простыню, ворчал и ругался.