Главаря оставляю на десерт, сначала разбираюсь со вторым. Перехватываю неумелый замах и выворачиваю руку так, что сустав из плеча вылетает. Раздается истошный вопль, но хоть не девчачий. Однако радость преждевременная, потому что последний на удивление проворно приставляет мне к горлу лезвие. Недооценил. Я все-таки его недооценил. А зря. Этот урод, судя по маниакальному блеску в глазах, любит причинять боль. Любит и умеет. Такие без тормозов.
— Поговорим? — А то! Как же не поговорить? Пока треплемся, может, и не прирежешь.
— Ну валяй.
Он хмыкает. Его забавляет, что даже в таком положении я пытаюсь делать вид, что ситуация под контролем. Меня тоже. Но я, вообще-то, искренне верю, что он облажается, и я ему ошибки не спущу.
— Мы же звали, долю предлагали, вот че ты уперся, а? Имбецил сраный. В незнакомом городе даже за воздух приходится платить, так ведь нет, ты у нас волк-одиночка, который так и просит избавить его от бестолковой головы. Или полагаешь, что сможешь выплыть, продолжая выведывать информацию в постелях женушек толстосумов? А что это мы так удивлены? Или думаешь, что я про тебя ничего не знаю?
— Еще бы не удивиться тому, как это ты ухитрился перескочить лет эдак на десять назад. Проверь своих осведомителей, больше я со всякой скучающей швалью не связываюсь. А еще с балластом вроде этих двоих.
Не глядя подковыриваю носком ботинка талый снег и подбрасываю его, целясь в лицо одному из двоих прикорнувших.
Обидчик фыркает.
— Зря нарываешься. Дам тебе дельный совет: ты ребят не обижай. Рабочий класс — штука хорошая, особенно когда метишь в дамки. С ними презрительно ни-ни. А вот зарывающиеся с*чки вроде тебя — совсем другое дело. Их надо закапывать, и чем быстрее, тем лучше. Но поскольку уму-разуму тебя научить было некому, даю еще один шанс. Завтра к двенадцати чтоб бабки были.
— Шел бы ты нахер, да параллельно в придачу.
— Что ж ты какой упрямый, Сантино? — вздыхает он, а глазки-то горят жаждой пустить мне кровь. Отказу он не расстроился ничуть. — Ну да ладно, раз по-хорошему не хочешь…
Я только и успеваю, что руку в кулак сжать, как вдруг раздается выстрел. Подумал было, что это кто-то из его дружков о припасенном подарочке вспомнил, но оборачиваюсь и вижу… девчонку. Учитывая обстоятельства, даже порадоваться боюсь. Неужто попала? Девчонка… Тем не менее отморозок хрипит и задыхается. Очевидное невероятное, однако. Кстати, ублюдок и дохнуть не дохнет, и из-за боли ничего предпринять не может. Ну, логично, пушка-то наверняка, травматическая. Так, на всякий случай, пинком отправляю нож обидчика в полет. Ну все, теперь эти мрази мне точно ничего не сделают.
— Ты как, в порядке? — бесстрашно кричит без пяти минут спасительница, снова привлекая к себе мое внимание.
На сей раз принимаюсь ее рассматривать. Ростом выше каждого из этих троих недомерков, в дорогущих шмотках, на шпильках, с пистолетом в руке и копной развевающихся на ветру черных кудряшек. За*бись девчонка, и вдруг здесь, ночью. Ты откуда, на хрен, взялась, инопланетянка? Так и не дождавшись моего ответа, она подходит ближе, бесцеремонно окидывает меня взглядом с головы до ног, а потом как выдаст:
— Жить будешь. — Ах, ее мои царапины заинтересовали. А я-то уж было нафантазировал…
— А ты вот навряд ли. Какого хрена шляешься по темным переулкам ночью одна?
— А не визжали бы на три квартала, и я б не шлялась. Кстати, не за что, — бросает насмешливо.
— Шоколадку куплю, и обойдешься.
Инопланетянка отворачивается, явно скрывая улыбку, и начинает осматривать троицу, затем берет мобильник и деловито так набирает номер скорой. Без заминок сообщает наши координаты. Район ей явно знаком. Не шляется она по темным кварталам ночью, как же.
Пока девчонка рассказывает медикам об уличной драке, пытаюсь понять, насколько плохи дела. Рука рассечена сильно, тут никаких сомнений. А вот с лицом вопрос. В попытке определить касаюсь пальцами пореза на подбородке. Вроде, не очень глубокий, но кровь еще не остановилась.
— Не трогай, — велит инопланетянка, деловито запихивая в сумку мобильный. — Пойдем со мной, — и направляется к просвету между домами, где я впервые ее увидел. Следую, но понятия не имею зачем. Только она молчит, и я тоже. А что трепаться-то? Навряд ли она явилась, чтобы меня по-тихому пришить. Была бы цель такова, так позволила бы главарю недомерков закончить начатое, не стала бы брать ношу на свои хрупкие плечики. И волки сыти, и овцой прикинуться никто не мешает.