— Поддерживаю, — киваю, не говоря о том, что это мои последние сбережения.
И в этом весь кошмар сегодняшней игры. Если он еще поднимет ставку и не примет в качестве ответа то, чем мы располагаем помимо денег, я буду вынуждена пасовать, и мы все потеряем. Ровер. И карту. Да и в ад бы ее, но делать заново все тесты, вспоминать все операции, поселиться в больнице… О нет, не так я планировала провести ближайшие месяцы. Ян может сколько угодно полагаться на мою удачу, но, пока я не царь Мидас, — мы — рабы воли ублюдка напротив. А в том, что он именно ублюдок, лично я ни разу не сомневаюсь.
— Это все, что у вас есть? — улыбается Григорий, подтверждая мои опасения. — Какая жалость, ведь я бы не прочь еще поднять ставку…
— Только после ривера (последняя общая карта), — напоминаю я ему правила.
— А после него у вас волшебным образом появится требуемая сумма?
— Только если вы разбираетесь в бриллиантах, — киваю я на собственные часы, подаренные мне родителями на двадцатилетие.
— Чудесно. Но без оценщика я не могу дать за них, скажем, больше двух миллионов.
— Трех.
— О нет, Евгения Александровна, двух и ни копейкой больше.
— Думаете, я вру?
— Думаю, вы не в том положении, чтобы торговаться.
Золотые часы с драгоценными камнями… говорю же, ублюдок. Чувствую, как под столом меня едва ощутимо пинает Сантино. Если он думает, что таким образом передал мне некую неведомую информацию, и я ее расшифровала, то у меня для него плохие новости.
— Давайте так, — говорю. — Если после ривера будет смысл торговаться, вы просто назовете то, что примете в качестве ставки.
— Отличный план, — улыбается Григорий и выкладывает карту.
В общем-то, мне она была ни к чему — я уже знала, что торг уместен, но теперь по короткому хищному взгляду мужчины понимаю, что он ликует… Посещает ли меня тень сомнения? Разумеется, только я все равно гоню ее прочь.
— Сколько вы там хотели? Три миллиона? Ну так давайте поднимать на три. До пяти.
На стол опускается внушительный кейс. Кейс против милых моему сердцу маленьких часиков и неизвестности.
— Итак. Какова ваша цена? — спрашиваю у Григория, теребя пальцами металлический браслет.
— Вы. — Ну да. Что-то такое я и предполагала… — Столько элитным проституткам не платят.
Естественно, проститутки развлечения своим клиентам не оплачивают. Я точно знаю, что мои часы стоят не два и не три миллиона. И ведь еще делает вид, что по достоинству оценил. Мразь.
Новый пинок под столом. И опять же вопрос — побуждают меня к дальнейшим действиям или предостерегают — остается без ответа.
— Уверены, что не пожалеете? — Еще пинок. Намного более чувствительный. Эй, товарищ, уймитесь уже!
— Знаете, у всех вкусы разные, — начинает вдруг Григорий издалека, и предчувствия меня охватывают отнюдь не хорошие. — Кто-то любит блондинок, кто-то брюнеток, кто-то высоких и стройных, как вы, кто-то, наоборот, предпочитает в теле, а я люблю… шрамы.
Не сумев скрыть эмоции, я отчетливо вздрагиваю и до боли впиваюсь ногтями в ладонь в попытке совладать с собой.
— Уверен, вы меня не разочаруете.
Больной кретин… Извращенец. И Ян — не лучше…
Новый пинок под столом.
— Ну тогда по рукам. — Сама удивляюсь спокойствию голоса.
Ожидала еще парочки пинков, но их нет. И взглянуть сейчас на Сантино, чтобы понять, что случилось, нельзя. Потому, сохраняя спокойствие, лезу в кошелек, достаю оттуда маленький блестящий пакетик и бросаю на стол вместе с часами.
Сердце бьется в горле. Отрывисто, неровно… Что я творю? Сплю с первым встречным, ставлю на кон саму себя… докатилась, Жен!
Если отец узнает — такое устроит… Не подведи, удача, не подведи!
Я не сразу понимаю, что испытующе таращусь на рубашку карт Григория, а он просто наслаждается произведенным эффектом. Кстати да, я совсем забыла уточнить: он любит зажившие шрамы, или новые ставить тоже? От этой мысли в глазах на миг чернеет. Я практически уверена в том, что когда мужчина напротив ловит кураж, у него сносит крышу в момент… Он может причинить боль. Пора помолиться всем известным богам…
— Стрит, — наконец пропевает он, бросая карты на стол и проводя над ними ладонями. И только тогда в легкие врывается кислород. Карты чуть ли не сами выпадают из пальцев.