— Я забавная?
Что и требовалось доказать — болтать о беспокоящих меня вещах — не самый умный поступок.
— Забавная, не зазнаетесь, отпор дать можете. Он вам наставник, верно?
— Да.
— Почему? В смысле, как он выбирается?
— Исходя из личностных качеств, умений, предпочтений, а также уживчивости.
— И что нужно нейрохирургу?
— Безупречная точность, твердость руки и много, очень-очень много терпения. Одно неловкое движение, и… все. Ой, я не хотела пугать. Не волнуйтесь, Капранов не ошибается. Он профессионал.
— Поэтому я слеп? — иронично интересуется пациент.
А мне становится как-то неловко и неуютно.
— Случилось обрушение здания, врачи устали, пациентов оказалось слишком много, чтобы справляться. Спешили. А еще у Капранова был пациент, потерявший долговременную память, и он злился. Я уверена, что это вина обстоятельств. Вы…
— Я не собираюсь вас ни в чем обвинять. Я в курсе, что даже профессионалы ошибаются. — И, помолчав, добавляет. — А ваша преданность похвальна. Поверьте, он другую девочку-ординатора не выберет. Я бы не выбрал.
Он этого не видит, но я сижу и улыбаюсь, и становится чуточку легче. Мир, значит? Несколько мгновений мы наслаждаемся внезапным спокойствием и пониманием, а затем раздается стук в дверь.
— Открой! — доносится требовательный голос Капранова, и только я щелкаю замком, наставник добавляет: — Принимаю только наличные… Хотя натурой тоже пойдет
— Он о чем? — тут же настораживается Харитонов.
— Ни о чем, — кривлюсь.
— Дверь, — коротко командует Капранов. — А теперь, Кирилл Валерич, поговорим о неприятной части.
— Что-то не так с моим зрением? — тут же пугается вышеозначенный. — Вы не можете сделать операцию?
— О, с вашим зрением все в точности так, как и должно быть. Вы ни зги не видите, и, если бы это внезапно изменилось, я бы сильно удивился. Увы, все предсказуемо до дрожи. А беда ваша в другом. В странных родителях.
— Слушайте… — начинаю я злиться за этот очередной спектакль.
— Цыц! У тебя была возможность преподнести все с присущим тебе тактом, а затем полить все сладким сиропом сочувствия. Но ты высказала нам свое веское и высоконравственное «фи», так что теперь закрой рот и дай мне делать твою работу!
Харитонов после этих слов через боль приподнимает голову и теперь слепо смотрит куда-то между нами. Закусив губу в попытке сдержать обидный ответ, отступаю к стене и прислоняюсь к ней спиной.
— Итак, Кирилл Валерич, вернемся к вашим родителям. Эти очаровательные господа считают, что неплохо бы увеличить размер вашего трастового фонда. Поэтому, несмотря на то, что операцию на мозге можно сделать одновременно с пластикой, ее решено отложить до тех пор, пока вы снова не станете достаточно симпатичны для освещения трагедии и вашего лица в прессе, причем со всех сторон. В этом случае, если верить юристам, можно рассчитывать не только на страховые выплаты, но и возмещение морального и физического ущерба всем пострадавшим со стороны ответственных за катастрофу лиц. Как на это не смотрите?
Несмотря на уверения Андрея Николаевича о том, что с чувством такта он не знаком, вопрос поставлен весьма корректно, с лазейкой на тему «ну ты же можешь прикинуться, что облагодетельствовать людей очень важно». Я это, кстати, понимаю. Нет, честно. Мои младшие братья — очаровательные синеглазые близнецы, которых с самого детства использовали в качестве визитной карточки семьи Елисеевых. Их таскали на пресс-конференции, снимали для рекламы банка… но их, а не меня. И это при том, что на болезненной девчушке, которая с рождения борется за жизнь, сделать пиар куда проще. Мама и папа могли бы изломать мои мечты о хирургии и заставить заниматься благотворительностью — помощью детям со сходными проблемами. Почему нет? Это была бы бомба. Кудрявая малышка, осыпающая золотом страждущих. Но о таком никто даже не заикался, и за это я люблю свою семью. А вот Харитоновы, воспользовавшись трагедией сына, пошли по скользкой дорожке… Что ж, не они первые, не они последние.
— Хорошо, — тихо говорит Кирилл. — Пусть так.
— Чудненько. Уверяю, больше сюрпризов не будет…
— Но когда? — спрашивает пациент. — Хоть примерную дату назовите. Сколько еще я должен буду оставаться здесь… вот так?
— Как только вас снимут с растяжек, сделаем пластику лица. Несколько дней будет спадать отек, а затем вы станете походить на себя прежнего, и кто-нибудь пустит весточку о том, что произошло. Еще некоторое время здесь будет полноценное шоу «за стеклом», а затем я верну вам зрение. Сращивание костей занимает чуть больше месяца. К этому моменту мы надеемся закончить все операционные вмешательства. Реабилитационный период будет куда более долгим. Лучше беспокойтесь о нем.