– А если книга окажется ужасной? Если я решу, что это напрасная трата денег? Ты представляешь, о каких деньгах может идти речь?
– Пятьсот тысяч. – Теперь он советует ей, какую сумму можно предложить. Он был более чем уверен, что никакая другая студия не предложит больше. Если бы речь шла о книге в миллион долларов, стали бы они посылать Бонни Шероу? Они бы послали человека его уровня.
– Слушай, зачем я тебе все это рассказываю? Ты, наверное, в курсе. Так? И зачем я тебе это рассказала. Я, вероятно, самоубийца.
– Теперь тебе ясно, почему мы не можем пожениться?
– Гриффин, ты делаешь мне предложение?
Наверное, так оно и было. Нужно было остановиться.
– Но не волнуйся, я ничего не слышал об этой книге.
– И ты не думаешь теперь за ней охотиться?
– Нет.
– Из нас получилась бы неплохая команда.
Гриффин услышал, как кто-то вошел к ней в кабинет. Бонни закрыла рукой трубку и через несколько секунд вернулась к разговору.
– Тебе пора идти, – сказал Гриффин.
– Да. Я позвоню, когда буду знать, когда возвращаюсь. Тогда и встретимся. Обещаю. Пожелай мне удачи. И спасибо.
– За что?
– За подсказку, – ответила она и, наверное, подмигнула.
Разговор был окончен. Гриффин и обрадовал ее, и обидел. Интересно, Левисон пробовал когда-нибудь сбить его с толку таким проявлением чувств? Да и найдется ли хоть один человек в мире, чьи мотивы были бы чисты?
А что, если она купит книгу, и ее экранизируют, и фильм будет пользоваться успехом? Она недостаточно сильный игрок для такой игры, о ее заслуге забудут. Или это ему хотелось бы, чтобы она была недостаточно сильна? Поручили бы ей такое задание, если бы не были в ней уверены? Если он собирается когда-нибудь жениться, разве она ему не подходит? На ком еще ему жениться? Он должен жениться на коллеге, иначе не сможет полностью отдаваться работе. Люди, искавшие супругу на стороне, потом признавали, что совершили ошибку. Они говорили, что потеряли что-то в своей жизни. Вероятно, подумал он, они потеряли успех. Он мог бы жениться на агенте, но пока он работал на студии, его могущество тяготило бы ее; иногда легче помочь друзьям, чем члену семьи. Он мог бы жениться на юристе, на ком-нибудь, кто работал бы на студии или в крупной юридической фирме, но он немного завидовал стабильности положения юристов. Не важно, насколько он могуществен в данный момент, но какая гарантия, что он будет иметь такое же или большее влияние в шестьдесят? А хороший юрист будет продолжать заниматься своим делом и богатеть. Итак, он не может жениться на юристе, потому что у него нет уверенности в своем будущем.
Не женится ли он на самом себе, женившись на Бонни Шероу? На менее агрессивной версии самого себя? Время от времени он ходит на вечеринки или к кому-нибудь в гости и там встречается с людьми, работающими вне киноиндустрии, – с банкирами, врачами, галерейщиками. Иногда там бывают незамужние женщины, которых пригласили специально для него. Из этого ничего не получалось. Он терпеть не мог объяснять, чем он занимается, а они всегда спрашивали. Им было интересно узнать о Голливуде. Он возмущался, когда их интересовали сплетни, его раздражало их высокомерие, когда они этого не делали. Может быть, ему было скучно? Они наводили на него скуку. Возможно, и он наводил скуку на них. Естественно, они готовились к встрече с ним и, если были крутыми, видели в нем интересного мужчину, у которого была интересная работа. Такая работа была, может быть, у двадцати человек во всей стране. Иногда они не знали, о чем с ним говорить. Возможно, они боялись говорить о том, что интересно им. Это не имело никакого значения, все равно у них были разные интересы. Они были дилетантами. Он никогда бы не смог жениться на дилетанте. Они любили кино не так, как его любил он. Они спрашивали: «Почему Голливуд снимает такое ужасное кино, почему потворствует самым низменным страстям, почему упорно делает фильмы, которые всех нас унижают?» Им нравились европейские фильмы. Они не получали удовольствия от американского боевика, но если им показывали японскую копию вестерна, они обожали ее до безумия. Идиоты. Жалкие дилетанты. Грушевидные недоумки, застегнутые на все пуговицы, ноющие о кинематографе. Их дурацкий кинематограф субсидировался государственными телестанциями. Все это – европейская афера с целью показать, что в Америке нет настоящей культуры. А их вычурные историйки с печальным концом проваливались как здесь, так и там. Гриффин считал, что все они ничтожества, чопорные снобы, ездящие на жалких «саабах». Вдруг он понял, что и Дэвид Кахане и Автор были неудачниками. С одной стороны, их вычурный европейский вкус и неестественная любовь к старым фильмам, а с другой – здоровый американский народ, миллионы, которые создают кинозвезд, народ, требующий шик-блеска, эмоциональных американских горок, громкого смеха, великих катастроф и слез ручьем. Он избегал дилетантов, поскольку знал их аргументы. Он полагал, что Автор был частью этой вечно недовольной толпы, отрицающей развлечение из страха, что если оно им понравится, их могут принять за жлобов. Точно, Автор был дилетантом, одним из них.