Мысленно, громко и чётко произношу несколько слов.
Сочный оранжевый плод сморщивается и темнеет. Из многочисленных отверстий лезут, извиваясь, жадные черви. Неподъёмная груда, придавившая меня к земле, сморщивается и оседает на глазах.
Главный жрец испуганно таращится на меня. Руки его бессильно опускаются, по щекам струится пот, капает с носа-картофелины на мантию.
Ногой отшвыриваю сгнившие кабачки. Хорошо, жрецы не догадались пустить в ход бочку с вином или чего покрепче.
Быстрое движение руками, короткая фраза, и трое жрецов плодородия уже стоят, разинув рты и задыхаясь, стянутые, как колбаски. Без лишних слов угощаю каждого по затылку рукоятью меча. Магия магией, а хороший удар по голове ничто не заменит.
Укладываю жрецов в уголке, затыкаю рты и стягиваю для верности руки и ноги их же поясами. Пусть отдохнут.
Что ещё? Озираюсь по сторонам. Если я захватил храм, почему моя блондинка молчит? Задание не выполнено. Что-то я не сделал.
А что это там, в тёмном углу? Ступеньки ведут вниз, в узкий коридорчик, скупо освещённый одинокой свечёй. Будто подвальчик.
Иду туда. Может, там засели ещё жрецы. А эти были так, для вида. Сжимаю в руке рукоять новенького меча, в другой перехватываю свиток с заклинанием. Врасплох меня не застанут.
Десяток узких ступеней приводят в коридор. Он тянется направо и налево от лестницы, в торцах с обеих сторон - по двери. Наугад сворачиваю налево. Мои глаза отлично видят в темноте, так что даже маленькая свечка на стене мне только мешает.
Толкаю дверь. Склад. Бочки, ряды бутылок, мешки, деревянные стеллажи. Ни одной живой души, даже крыс нет. Их я уже научился чуять издали. Спасибо диким братьям, накормили досыта.
Подхожу к другой двери. Из полуподвального помещения тянет ледяным холодом. Знакомое, почти забытое чувство всплывает в памяти: старый форт, зелёный туман, и привидение, колышущееся у самой воды.
Здесь нет никаких бочек и бутылок. Зато стеллажи есть, но заполнены они не мешками. Аккуратными рядами на полках вытянулись завёрнутые в саван мумии. Иссохшие, со сложенными на груди руками. Скалящиеся щербатыми ртами из темноты.
- Ну, наконец-то! Сколько можно ждать! - раздаётся голос, и я роняю на пол свой новенький меч.
Глава 39
Из-за стеллажей выплывает свеча. Одна, без руки. Отступаю назад, свеча плывёт вслед за мной. Я останавливаюсь, и она повисает рядом, покачиваясь в воздухе.
- Наконец-то! - повторяет голос.
Теперь я вижу, что здесь человек. Он выходит из-за стеллажей, шаркая по полу разношенными башмаками. Монашеский балахон, подпоясанный верёвкой, заляпан воском и чернилами. Бледное лицо в резких морщинах, чёрные блестящие глаза. Седые клочковатые волосы венчиком обрамляют блестящую лысину.
- Ты не очень торопился, - ворчливо говорит монах. Его блестящие глаза, странно молодые на морщинистом лице, разглядывают кинжал в моей руке.
Меч лежит у моих ног, в руках - свиток с заклинанием и кинжал "вечная жизнь". Оружие против призраков.
То ли старик принял меня за кого-то другого, то ли он рад любому, человеку или эльфу, кто зайдёт в эту кладовку для мертвецов.
- А ты меня ждал?
Сухие губы старика кривятся, он протягивает руку, и свеча плавно опускается ему в ладонь.
- Хорошо тебе смеяться, Аристофан. Пока ты болтался по миру, развлекался с девушками и нюхал цветочки, я торчал здесь, среди крыс и покойников. Думаешь, это легко?
Шаркая башмаками, он подходит к ближайшему стеллажу, ставит свечу рядом с чьим-то истлевшим телом:
- Ты слышал, мир сдвинулся. Маятник качнулся так далеко, как никогда раньше. - Старик не то кашляет, не то смеётся. Оборачивается ко мне. - Что стоишь, проходи. Я приготовил ещё пару бутылочек зелья для тебя. Довесочек к премии, хе-хе.
Иду вслед за ним между полок с мертвецами. Стены подвала сложены из крупных, грубо отшлифованных камней, не прикрытых штукатуркой, его углы теряются в темноте. Низкий потолок подпирают массивные сводчатые столбы из тёсаного камня. Над укреплёнными кое-где держателями для свечей чернеют пятна копоти.
У дальней стены, под криво пришпиленным, вытертым гобеленом, стоит широкий стол. Это даже не стол, а верстак. Сразу видно, на нём много и упорно работали. Похоже, на нём даже когда-то горели, а может, и умирали в страшных муках неведомые существа.
Монах откидывает край гобелена. Там из стены вынут камень, и в образовавшейся нише устроена полка, плотно заставленная бутылками и пузырьками.
- Вот твои зелья. Настоялись за столько лет.
Он ставит на стол пару бутылочек, и опять смеётся, будто кашляет.
Кинжал ещё в моей руке. Я должен выполнить задание вождя и убить старого друга. Старого друга старого Аристофана. Моего предшественника, который - бог весть когда - заказал у этого монаха бутылочку зелья.
- Ну что смотришь, забирай, - монах будто не замечает, что я не убрал клинок в ножны. - И знаешь что, Аристофан? Скажи мне слово.
- Слово? - машинально повторяю за ним. Ты тянешь время, Эрнест. Вот что ты делаешь. Тянешь время, потому что не знаешь, как поступить.
- Хватит! - внезапно гаркает монах. Тяжело опирается на стол, подаётся ко мне. Нос его заостряется, лицо бледнеет. - Хватит валять дурака! Не делай вид, что не понимаешь! Ты притащил меня сюда, засунул в эту кладовую для трупов, и отправился на все четыре стороны. Жди меня, дружище Бонифаций, я ещё вернусь! И не забудь приготовить мешок с подарками, а то я устану с дороги!
Он тяжело переводит дыхание, горстью стирает пот с лица. Чёрные глаза, не отрываясь, смотрят на меня, словно хотят увидеть что-то, чего там нет.
- Я устал ждать, Аристофан Справедливый. Я жду тебя много лет. Я стар и хочу уйти. Скажи слово, и отпусти меня. Я знаю, что-то случилось. Луна вчера не взошла вовремя. Она сбилась с пути. О, этого никто не заметил, кроме меня. На всё воля богов, говорят они. Эти идиоты, которым даже не приходит в голову измерить силу земного притяжения. Измерить массу тела. Я сбрасывал камни с башни, а они стояли и смеялись. Я измерял крылья у птиц и пускал перья со скал в ветреный день. Они крутили пальцами у виска. На всё воля богов. И знаешь что, Аристофан? Это правда. Нет никакой науки, есть только произвол мироздания, которое слепцы называют богом.
Старик тяжело опустился на край стола, сунул руки ладонями подмышки, будто ему стало холодно. Сказал, отведя глаза:
- Я пытался вывести формулу. Масса тела, скорость. Ускорение. Сила. Всё напрасно. Я всё думал, что вот-вот найду связь. Вот-вот мне откроется алгоритм, который объяснит всё. "Он просто очень сложный, - говорил я себе. - Подожди, Бонифаций, подожди немного". Так вот - нет никакой связи. Формулы, которая может связать этот мир, не существует.
Он засмеялся, раскачиваясь из стороны в сторону.
Убираю кинжал. Не знаю, о чём он говорит, но дальше тянуть нельзя. Чёрт с ним, с этим свихнувшимся монахом. Закрою его здесь, и скажу вождю, что храм наш. Вот только возьму эти зелья. Зря, что ли, они тут стоят?
Протягиваю руку и хочу взять со стола бутылки с зельями.
- Пароль, - буднично говорит старик.
Моя рука повисает в воздухе.
- Что?
- Не сочти меня бюрократом, дружище. Но ты ещё не доказал, что я говорю с настоящим Аристофаном. Сам знаешь, правила есть правила. Как договаривались. Ты говоришь пароль, я отдаю тебе твои вещички.
А старичок-то непрост. Что же он тут тогда разливался, как соловей в брачную ночь?
- Ты же узнал меня, Бонифаций. Зачем тебе какие-то слова?
Напрасно я это сказал. Монах скалит зубы, подцепляет с полки бутылку с зельем и неуловимо быстро сбрасывает на стол. С тонким звоном бутылка разбивается о столешницу. Выплёскивается синяя лужица, и тут же оборачивается клубами дыма. Невольно вдыхаю этот дым - самую малость. Успеваю почувствовать его вкус - как перезрелая ежевика.