На следующий день он пошел увольняться. Было страшно, но это нужно было сделать. Конечно, он завершит все дела. Нет, отговаривать бесполезно, он сделал свой выбор. Да, он уходит в неизвестность. Нет, его никто не перекупил.
Вскоре он нашел тихий уголок: почти офисная работа, где нет необходимости постоянно задерживаться, работа, которую можно выбросить из головы ровно в 19:00. Редактор экономического раздела. Сводки, биржи, курсы валют, голубые фишки. На весь этот мировой рынок он мог с легкостью забить, переступив порог редакции. Что ж, отличное местечко, чтобы переждать, передохнуть. Он завел собаку, она стала своеобразным якорем, способным удержать его на месте. Наверное, все же он не собирался возвращаться к безумному ритму. Он научился режиму, он вновь обрел друзей, которых потерял из-за своей вечной гонки, он мог уверенно ответить на приглашение: «Да, приду», а не привычное для его друзей: «Я постараюсь, если не задержат на работе, если не уеду, я позвоню ближе к вечеру».
Оказалось, что отсутствие бешеной скорости, к которой он привык за десять с лишним лет, совсем не ломает, в этом есть кайф. И чего он так боялся садиться в уютное кресло на непыльную работу?
Теперь жизнь проходила по стандартному сценарию: утро – кофе без завтрака – прогулка с собакой – работа – ужин – прогулка с собакой до полночи – сон. В выходные какие-то развлечения, каждый раз новые. Его устраивал этот ритм.
Он ощущал тонкие ароматы жизни, научился различать их оттенки, детали больше не смазывались. Вот только друзья постоянно намекали, что пора бы уже найти кого-нибудь, мол, после развода прошло больше года.
Почти все, кого он знал, ненавидели одиночество, оно было у них как кость в горле. Он же понимал их лишь отчасти. Его совершенно не тяготило одиночество, наоборот, ему нравилось, что не надо никому ничего объяснять, никто не пристает с расспросами, он мог проводить время, как ему заблагорассудится, ни перед кем не оправдываясь и не чувствуя вины, если задержался на работе. Скучно не было.
Он боялся отношений. Он сам ушел от жены, не выдержал. Их отношения превратили его в толстого ленивого кастрированного кота. Спасала только работа. Но его работа воспринималась женой как любовница. Конечно, ей было нелегко с ним, хотелось предсказуемости, чтобы вечером – дома перед телевизором, по выходным – поход к друзьям или в кино и обязательно за покупками в ближайший «Ашан», обязательно со списком необходимых покупок. Все должно быть ровно, по-бюргерски. Она прогнозировала совместный отпуск и вечер, а он динамил ее, изменяя с любовницей-работой, каждый раз чувствуя себя виноватым, но и жить по-другому тоже не мог. Еще она не понимала его желания побыть в одиночестве. Те моменты, когда не надо ничего спрашивать, не надо лезть с советами и даже просто обнимать, она не чувствовала этих моментов совершенно. Вместо уединения он получал лишь упреки из серии «Ты хоть немного меня любишь?», эти упреки заставляли еще больше чувствовать себя виноватым. Повторения этого диссонанса он боялся больше всего.
Да, сейчас он приходил домой стабильно, задерживаясь лишь в исключительных случаях. Зато он мог себе позволить в выходные умотать на другой конец света, вместо того чтобы ехать со списком за продуктами.
А еще он очень боялся случайно влюбить в себя кого-нибудь. Он очень не любил, когда в него влюблялись. Влюблялись те, кто совершенно не нужен. Он чувствовал их боль, их неразделенную давящую тоску, он видел, как некоторые теряются, находясь рядом с ним. Он понимал: его любят. Когда-то это тешило его самолюбие, было приятно. Но теперь он просто не знал, как себя вести.
Странно, но ему не хотелось даже трахаться. Он боялся, что секс может стать западней, которая начинается со второй зубной щетки в стакане, а заканчивается каким-то опустошающим бредом. В общем, он сознательно выбрал одиночество. Со времени развода в его жизни были только две женщины, оба раза случайный середнячковый секс, ни к чему не обязывающий, его устраивало.
Правда, через какое-то время к нему наведался фиолетовый хищник. Тот самый зверь, который все окрашивает в свой цвет, и уже совершенно ничего не нужно, нет ни чувств, ни эмоций, нет ничего, уже даже не нравится такой родной и любимый плей-лист, не хочется никого видеть, вообще на все плевать с высокой колокольни. Все-таки гораздо приятнее было кого-нибудь ненавидеть, злиться, умирать от депрессии, куда-то бежать. Все это лучше, чем пожирающий изнутри фиолетовый хищник, из-за которого перестаешь чувствовать себя живым. Он не сразу понял, что хищник уже внутри.