Я заскрипел зубами. Мне казалось, что моя голова сейчас буквально лопнет от гнева. Обычно я не такой. Обычно я немного замкнут, но спокоен. Теперь же я хотел кого-нибудь прикончить — или хотя бы изувечить.
— Чертов кот сообщил мне больше полезной информации, — огрызнулся я.
Джулс пожал плечами:
— Этот кот — известное трепло. Несмотря на то, что кошки славятся туманной загадочностью, я ни разу в жизни не встречал ни одного кота, который не выбалтывал бы все при первой же возможности.
Я устало сел в кресло и обхватил голову руками:
— Слушайте, это все — просто гребаный сон, галлюцинация. Никого из вас не существует. Вы ненастоящие.
— Поверь в меня, — весело предложил Джулс, — и я поверю в тебя.
— Да, мы все читали Льюиса Кэрролла. Это неудивительно, ведь ты — плод моего воспаленного воображения.
— Я рад, что ты вспомнил преподобного Доджсона. Знаешь, мы с ним жили по соседству в Церкви Христа в Оксфорде, в 70-х годах позапрошлого века. Он был знатным любителем логических головоломок. Но я никогда не испытывал на нем парадокс Судного дня. А жаль. Полагаю, он превратил бы его в сказку с несовершеннолетними нимфетками.
А Куп еще жаловался, что я слишком много треплюсь! Я бросил на робота исполненный сарказма взгляд, однако тот безмятежно ждал, поставив свой механический мозг на нейтральную передачу.
— Да, а ведь тебе больше сотни ну ни как не дашь! — усмехнулся я.
— Тебя еще ждут сюрпризы. Здесь, знаешь ли, приходится бежать со всех ног, чтобы только остаться на том же месте!
— Я уже говорил, что читал Кэрролла. А Судный день — полная чушь, — у меня по коже забегали мурашки. Я вспомнил несколько случайно подслушанных разговоров родителей. Тогда я не вполне понимал, о чем идет речь, но не сомневался, что споры разгорались нешуточные.
— О, так ты о нем знаешь? А я-то думал, ты все время проводил за стоуровневыми компьютерными играми и кибер-квестами, внимая отвратительным звукам, несущимся из магнитолы прямо в твой мозг.
— Ты пытаешься сообщить мне, что этот мир скоро будет уничтожен. И считаешь, что крайне мало вероятно, чтобы мы могли жить в любую другую историческую эпоху, кроме эпохи конца, — я начал вспоминать.
— Почему бы это?
Я поддался его провокационной ухмылке:
— Потому что человеческая популяция растет все быстрее и быстрее, и сейчас единовременно живых людей на планете больше, чем всех, существовавших на определенном промежутке прошлого. Поэтому мир обречен; это доказывает статистика. Бессмысленный спор. Древние вавилоняне могли думать точно так же, — я фыркнул. — Как и древние неандертальцы.
Джулс с улыбкой покачал головой:
— Тут ты попал прямо себе в ногу. Скольких неандертальцев ты встречал на улице? Они все пошли на корм цветочкам, — его лицо стало задумчивым. — На самом деле, я могу познакомить тебя с прекрасным семейством неандеров. Думаю, тебе понравится их дочка, — он помахал рукой. — Забудь, забудь мои слова. Нет, ты неправильно понял предмет дискуссии о Судном дне. Там ничего не сказано о разрушении мира, не говоря уже о Вселенной. Только человека.
Он меня достал.
— Зачем нам вся эта чушь? Я хочу знать, кто вы такие. И кто такая Лун! — мой голос начал вибрировать от огорчения. — И кто, вашу мать, такой я сам.
— Начни с самого начала и иди до самого конца, там остановись. Думай об этом как о рамке для Состязания. Как о расширенном контексте. Ты не согласен, что это самый эффективный подход?
Я крепко зажмурился, чтобы успокоиться. Заметно потеплевшая банка «Доктора Пеппера» слегка уплощилась в моих руках, но я все равно сделал большой глоток. Он оказался удивительно успокаивающим.
— Хорошо. С какого начала?
— Что ж, мой мальчик, раз уж мы обсуждали дискуссию о Судном дне, лучше всего начать с конца. Ты говоришь, что обнаружил фатальное слабое место в логических построениях, но я позволю себе не согласиться. Ну, ну, удели минутку и хорошенько все обдумай. Уверяю тебя, мы двигаемся так быстро, как только возможно и уместно в этих колючих дебрях. Скажи, почему ты не считаешь эту эпоху концом дней человечества?
— Спроси уж лучше тогда, перестал ли я иметь свою жену! — я устал. — А еще лучше — член. Это самая настоящая интеллектуальная мастурбация!
Тут кто-то позвонил в дверь.
— Вовсе нет, Август. Представляю, как ты удивишься, когда обнаружишь, насколько плодотворен такой образ мыслей. Хорошо, давай вернемся к началу, то есть концу.
В дверь снова позвонили, теперь настойчивей.
— О, да что же это такое! — раздраженно взревел преподобный Джулс. Потом выбрался из кресла и быстро исчез в коридоре. Я услышал, как открывается входная дверь, и он сердито спрашивает: