— Да, да. Ты же знаешь, я так и не определился со своим отношением к принципу Гейзенберга.
Дворецкий вежливо улыбнулся.
— А к принципу Ферми?
— Ненавижу его, он заставляет меня чувствовать себя изгоем. А что касается принципа комплементарное… — Джулс понял, что не перенесет еще одного дешевого философствования, и решил замолчать.
После ощутимой паузы дворецкий пробормотал: — Quel Бор [31]!
Мгновение спустя Джулс понял, что имелось в виду, и нехотя улыбнулся:
— Все равно в наличии чертовски мало части Ксон-частиц, ведь Большой взрыв переключился на инфляцию. За исключением этих странных штуковин, — он закинул левую ногу на правое колено, стянул шелковый носок и в миллионный раз осмотрел загадочные серебристые иероглифы, впечатанные в лодыжку.
— И той звезды, которую исследовала твоя отважная сестра.
— Точно. Осмелюсь предположить, дальше ты заявишь, что Икс-пространство называется так потому, что является последним и глубочайшим порядком всех субстратов.
— Да, конечно, и это будет лингвистически мотивировано тем, что мы с тобой только что обсуждали.
— Ой, ладно, хватит! — иногда Джулс наслаждался этими словесными поединками с сущностью М-мозга, хотя и знал, что может выиграть, только если эта кошмарная тварь потеряет терпение и сдастся. Вытянув ногу с меткой неизвестного зверя, он откинулся на кремовую мягкую кожу и уставился в темноту. — Так чему тебя научила героическая одиссея Джан?
— Тому, что мир на самом деле проще, чем мы опасались. Что вся информация, необходимая для рождения мира, уместится на одном листе бумаги. Нет, не мира — бесконечного множества миров.
— Это ты об уравнении на футболке, что ли? Старо, как мир, и уже неинтересно.
— Нет. Об информации, уплотненной по энтропийным связям Буссо, записанной в минимальном пространстве на мировой мембране.
Черт. Ну и что тут спросишь? Джулс никогда не знал, играют ли с ним, издеваются ли над его праздным любопытством — или отвечают честно, хоть и совершенно непонятно.
— Вселенная в виде книги, да?
Дворецкий удержался от вздоха, но плечи его предательски дрогнули.
— Я вижу, ты снова изображал из себя теолога, Джулс.
— Такова жизнь.
— Таково Состязание, — ответила сущность и ушла к своим пикомашинам, осуществлявшим величественные, исполненные мощи, бесконечные вычисления, огромные, как та солнечная система, что когда-то располагалась здесь, прежде чем ее разобрали и перестроили в колоссальную мыслительную матрешку, сферу внутри сферы оптимизированного комьютрониума, фрактальное гнездо миллиардов сознаний — или что-то вроде этого. Вот вам и теология! Святой Фома Аквинский в космосе! Вздохнув, Джулс силой вырвал себя из сибаритских объятий кресла.
— Один листочек, — со стоном произнес он в пустое, гудящее силами пространство, вспомнив шутку, услышанную на одной из бесконечных Земель, — еще не трактат.
Шестнадцать
Униженный на глазах у восхитительной женщины, в которую я был отчаянно влюблен, чертовски разозленный собакой, волнуясь за внучатую тетушку Тэнзи и по-прежнему опасаясь гражданки Эбботт, я неуклюже поднялся, отряхнул одежду и запоздало попытался помочь лежавшей на полу даме, но она в ужасе — уж не знаю, притворном или настоящем — отпрянула от меня. Дугальд О’Брайен по-прежнему угрожающе царапал когтями пол, готовый кинуться на меня, удерживаемый только железной хваткой Лун. Он угрожающе зарычал, совсем как настоящая собака.
— Когтяра, — простонал я в ответ. Час от часу не легче!
— Август, так себя не ведут, — сообщила мне тетушка. — Успокойся, Сэди, ты же видишь, он не желал тебе зла, — миссис Эбботт подвывала, крепко зажмурившись и засунув пальцы в рот. — Дугальд, сидеть, сэр!
Пес неохотно повиновался, скептически осведомившись:
— Ты знаком с Когтем? Мне стало дурно.
— Ну, мы никогда не ели из одной миски, но вообще-то да.
— Этот кот вполне ничего, — проворчал Добрый Ду. — Никогда больше так не делай, парень, не то я могу случайно откусить тебе нос, — тут он энергично отряхнулся, бросил одобрительный — а, возможно, и полный восхищения — взгляд на Лун и прошествовал через распахнутую входную дверь во двор — то ли продолжить свой прерванный сон под крыльцом, то ли — что представлялось более вероятным — возобновить обход старого дома в поисках того, с кем меня перепутали.