— Излучи его обратно! — взмолился я, глядя на Лун.
— Я не могу! Август, это невозможно!
— Можешь! — я цеплялся за ее карман в поисках чудесной штуковины, испускавшей голубые лучи. — Тебе просто надо…
— Дорогой, это не сработает, — Лун тоже плакала, расстроенная моим отчаянием и своей неспособностью помочь.
— Оставь животное в покое, — велел Джулс. — Я прикажу избавиться от останков.
В мгновение ока я оказался на ногах, мои окровавленные пальцы впились в рубашку на его груди.
— Эй!
— Просто заткнись, ты, урод!
— Прости, старина. Я не подумал, что это животное так много для тебя…
Тэнзи застонала. Мы все обернулись к ней, и она слабым голосом произнесла:
— Август, ты должен ему помочь.
Я покачал головой, и слезы снова хлынули у меня из глаз.
— Тетя, мне очень жаль. Дугальд умер.
— Ты можешь исцелить его.
Старая леди была в шоке. Я взял ее за руку
— Дорогая, мы уже ничего не можем сделать.
Она с трудом приподнялась на одном локте и вперила в меня яростный взгляд:
— Возложи на него руки, Август!
Что еще за мистическое безумие? Однако, Тэнзи являлась профессиональной телефонисткой-экстрасенсом, калибровавшей свою работу в соответствии со звездами — которые, как выяснилось, подчинялись какой-то штуковине под названием Ксон. Я решил не лишать ее последней иллюзии. Пожал плечами и, чувствуя себя полным идиотом, опустился на колени рядом с нашей собакой. Положил смертоносную правую руку на его морду, прикрыв кошмарную рану на месте глаза.
Из моей ладони хлынул свет. Господи ты боже мой, я каким-то образом активировал солнечное пламя! Тэнзи хотела этого? Погребальный викингский костер для старого товарища? Но ведь она ничего не знала о моем икс-калиберном оружии, а я, потеряв над ним контроль, мог разнести всю параллель к чертовой матери! Я попытался отдернуть ладонь, однако та словно приклеилась к голове собаки, и рука дрожала, вибрировала какой-то силой, исходящей, казалось, из моего солнечного сплетения и пульсом отдававшейся во всем теле. Свет пронизал коченеющего пса и меня вместе с ним. Что-то струилось и искрилось — информация, водоворот данных. Фрактальные формы изменялись и перестраивались. Я ничего не мог поделать. Рука и ладонь пылали, будто в них вживили сварочный аппарат. Я видел мышцы, сухожилия и кости, а в середине — светящийся клубок Ксон-материи-энергии, накрывший другой клубок, тоже мерцающий, вживленный в голову пса прямо между глазами.
Внезапно свет погас. Я почти ослеп. Моя рука соскользнула. Добрый Ду закашлялся, тряхнул головой и вскочил на ноги. Двумя ясными темно-карими глазами взглянул на коленопреклоненного меня. Его раны исчезли без следа.
— Спасибо, Август, — сказал пес. — Прости за недавнее нападение.
Я снова осел на пол, рыдая и смеясь одновременно, и Дугальд снисходительно позволил мне обнять его за шею.
— Просто делаю свою работу, приятель, — выговорил я и закашлялся. — И, кстати, когда мы убедимся, что тетушка в порядке, я бы очень хотел узнать, в чем же именно заключается эта работа.
— Дорогое дитя, я уже в полном порядке, — отозвалась старая леди бодрым голосом. Она попробовала подняться с койки, но Лун мягко удержала ее. — Ну что ж, суетитесь, если хотите. Иногда, это полезно. Август, иди сюда, я хочу поблагодарить тебя за то, что спас мне жизнь.
На тетушкиных волосах осела известка; я добавил еще пыли, когда нагнулся, чтобы подставить свою щеку под сухой поцелуй и клюнуть Тэнзи в ответ.
— Тэнзи, мне очень жаль, но твоя подруга Сэди Эбботт… — я в смятении замолчал.
— Мертва, бедняжка. Я почувствовала ее уход, — да уж, внучатая тетушка Тэнзи, старейшая телефонистка-экстрасенс, не могла пропустить подобное событие. — Кто-то напал на нас, Август, — продолжила она, тщательно подбирая слова, но с явным удивлением. — Это не было несчастным случаем.
— Я знаю. И не думаю, что они остановятся только потому, что мы сбежали в… сюда, — я обвел рукой темный минималистский приют, по-прежнему не уверенный, что же из себя представляет Матрешечный мозг Джулса. Очевидно, какой-то конструкт. Я поймал взгляд брата. Он недовольно созерцал меня, поджав губы. — Джулс, извини, если мы привели их за собой.
— Это не проблема, — отозвался братец. — Ты соришь.
— Что, прости? — я похлопал по своей одежде, и в воздух поднялось маленькое облачко цементной пыли.