— Больше никаких денег, — ответила Даллас. — Я тебе еще в прошлый раз сказала.
— Нечего тебе надо мной изгиляться, — неожиданно взвизгнула Бобби, — ты мне кучу денег должна, кучу.
— Я ничего тебе не должна.
Бобби закатила глаза.
— Усраться можно! У тебя что, девка, память отшибло? Я вытащила тебя из того дерьма, в котором ты барахталась. Я тебя открыла. У нас с тобой богатое прошлое. Общие воспоминания…
Даллас чувствовала, как в ней закипает гнев. Гнев и обида. До чего же все несправедливо.
— Уходи, Бобби, — бросила она резко. — Уходи и не возвращайся, если ты дорожишь собственным здоровьем.
— Еще парочку сотен, — неожиданно принялась умолять Бобби. — Еще пару сотен, и ты меня больше не увидишь. Я понимаю, тебе за меня неловко, но, девка, постарайся поставить себя на мое место и понять.
— Я все понимаю. Я вижу, ты решила, что здесь у меня банк.
— Тебе повезло… — заныла Бобби. — Что для тебя пара сотен? Мне требуется… Мне надо заплатить одному мужику…
Даллас смотрела на негритянку. Жалкое зрелище. Но какой бы жалкой она ни была, от нее необходимо избавиться. Хватит ей Лу Марголиса, еще и Бобби — явный перебор. Она полезла в сумочку и вытащила шестьдесят долларов.
— Все, что у меня есть, — сказала она решительно.
Бобби выхватила деньги.
— Сойдет, — ухмыльнулась она, — пока. На следующей неделе снова жди. Собери побольше, и я оставлю тебя в покое. Знаешь, это справедливо. Ты должна меня понять, ласточка, ведь это мне ты обязана всем сегодняшним, без меня ты бы осталась ничем. — Она засунула деньги за пояс брюк и вздохнула. — Нам, работающим девушкам, стоит держаться вместе. Мы ведь с тобой когда-то неплохо время проводили. — Она легко погладила руку Даллас. — Припоминаешь, милочка? Припоминаешь?
Даллас отвела руку.
— Ты лучше вспомни о бассейне, Бобби. Больше денег не дам, поняла? Никаких больше денег.
Бобби хихикнула.
— Ага… я бассейн помню. Но тогда тебе нечего было терять. А теперь ты вон где! — Ее глаза постепенно затягивала пелена. Она пощупала деньги, чтобы убедиться, что они на месте. — Я забегу через пару деньков, мы все и обсудим. А сейчас мне надо идти, привести себя в норму. — Она удалилась, постукивая нелепо высокими каблуками.
Даллас опустилась в кресло. Господи! Что ей делать? Лу Марголису не удалось с ней справиться. Почему же тогда глупая, обдолбанная шлюха представляет такую проблему?
Она прижала пальцы к вискам, массируя их. Как она ни старалась, ни одной дельной мысли не появилось. Ничегошеньки. Никакого решения. Надо будет еще как следует подумать. А пока нечего делать, придется платить.
Коди похлопал себя по животу.
— Ужасно вкусно! — воскликнул он. — Я таких вкусных макарон еще не ел!
Даллас улыбнулась.
— Потренируюсь, будет еще лучше.
Коди протянул руку.
— Сядь-ка. Я вымою посуду.
— В смысле, загрузишь ее в посудомойку.
— В смысле, почищу сковородки.
— Ты очень мил.
— К звезде должно быть подобающее отношение. Я хочу, чтобы ты сегодня прочла сценарий.
— Сегодня не могу, Коди. Вымоталась.
Он немедленно проявил сочувствие.
— Тяжелый день?
— Утомительный.
— Еще четыре недели — и первые шесть серий будут в коробках. Мы устроим себе медовый месяц, поедем, куда ты захочешь.
— Я так долго ждать не могу. Очень уж тяжелое расписание.
— Им приходится так вкапывать. Одна часть каждые шесть дней, тогда можно заработать. Если брать в целом за год, получается неплохо. Ты делаешь двадцать четыре серии в год, это только пять месяцев работы, остальное время — твое.
— Благодарю покорно. Да еще реклама Мэка, различные выступления и, будем надеяться, фильм. У меня совсем не осталось свободного времени.
— А зачем тебе оно?
— Я хочу ребенка.
Коди от изумления выпрямился.
— Ты хочешь чего?
— Ребенка. Я хочу ребенка.
Он засмеялся.
— Всего неделю назад вышла замуж и уже хочет ребенка! Да у нас полно времени впереди, в будущем году мы урежем „Женщина — творение мужчины" до двенадцати серий в год. Почему мы не можем подождать?
Даллас взглянула на него. Он думает, что она шутит. Пошел он к черту. Не нужно ей его разрешение, только его желание, а в этом недостатка она не ощущала. Теперь, когда они поженились, он готов был заниматься любовью в любое время, а она с каждым разом физически все отдалялась от него. Он, похоже, хотел наверстать упущенное. Нельзя сказать, чтобы он не старался доставить ей удовольствие. Но он уж слишком усердствовал, засовывая язык во все возможные и невозможные отверстия в своих попытках угодить ей. „Не надо!" — этот возглас стал постоянным. Она старалась смягчить тон, но на самом деле ей хотелось крикнуть: „Оставь меня, не дотрагивайся до меня!" И, разумеется, он понимал, что делает что-то не так, и потому еще больше старался.