С другой стороны, на вечеринке у Кармен Раш будет и совсем другой Голливуд, молодой. Новый Голливуд. Рок-звезды — миллионеры и их жены. Фанатки. Наркоманы и наркоманки. Манекенщицы. Модельеры. Агенты. Издатели порножурналов. И девицы, девицы, девицы.
Берни с нетерпением ждал этой вечеринки. Кармен Раш жила в роскошном особняке у самого океана в Малибу. Она сначала купила небольшой дом, но в течение пяти лет большой славы приобрела постепенно еще шесть соседних домов и объединила их в один комплекс. Получилось длинное, совершенно невероятное строение, которое пользовалось почти такой же славой, как и сама Кармен.
Берни был там только однажды, но запомнил этот визит навсегда. Он накурился до умопомрачения, наркоты там было навалом, и очнулся в надувной лодке посреди океана вместе с обдолбанной старлеткой. К счастью, их отнесло не слишком далеко от берега, но он все равно до сих пор вздрагивал, вспоминая этот эпизод. В океане, это же надо! Хотя, какого черта, жить надо рискованно!
— Почему ты это надела? — спросила Линда.
Даллас повернулась к ней от зеркала.
— Тебе не нравится?
— Чтобы перекусить в забегаловке — идеально. Но для такой вечеринки?
Даллас нахмурилась.
— А с чего мне наряжаться? Там будет полно похотливых стариков. Фу, какая гадость! — На ней был бесформенный мохеровый свитер и брюки. Волосы она затянула сзади в пучок, на лице — никакого макияжа. — Ты считаешь, я выгляжу ужасно? — спросила она. — Так если я буду выглядеть ужасно, может, они все оставят меня в покое?
— Детка, ты никогда не сможешь выглядеть ужасно. Если тебе хочется сегодня вырядиться так, валяй. Мне все равно. Я только что хочу сказать? Ты ведь снимаешься в рекламе Мэка? Как насчет имиджа? Я хочу сказать, Арон Мэк посмотрит на тебя, хлопнет себя по лбу и скажет: „Мама родная! Надо же так ошибиться!" И прости-прощай миллионы долларов.
Даллас не удержалась и рассмеялась.
— Забавно. Ладно, подождешь, пока я переоденусь? Это значит, что мы опоздаем. Дражайшая Дорис придет в бешенство. Но ты, пожалуй, права.
Она перебрала свои туалеты. Если уж переодеваться, то надо что-то стильное. Она увидела маленькое белое платье-джерси от Хэлстона, весьма скромное. Натянула его — и оно перестало быть скромным.
Даллас развязала ленту, удерживающую волосы, и, наклонившись вперед, энергично их расчесала. Затем уселась за туалетный столик, наложила тени на веки, тон на щеки, накрасила губы блестящей помадой. Еще надела изумрудные серьги, единственный подарок Эда Карлника, который она сохранила.
— Зачем только я посоветовала тебе переодеться? — вздохнула Линда. — Я выглядела до этого вполне прилично. А сейчас я чувствую себя как кузина из провинции.
— Ерунда. Ты выглядишь прекрасно. Я бы сама не возражала так выглядеть.
Линда рассмеялась.
— Ты мне льстишь. — Хотя, честно говоря, ей самой нравилось, как она выглядит. Два дня на солнце — и нью-йоркской бледности как не бывало. Она прибавила несколько фунтов, и все в тех местах, где нужно. Большинству женщин приходится сидеть на диете, но Линда от рождения была тощей. Ее это не волновало, так как шмотки на тонких женщинах всегда сидят лучше, но иногда она мечтала о таких округлостях, которые нравятся большинству мужчин.
А, ерунда. Для нее мужчины никогда не были проблемой. Вот заставить их жениться — совсем другое дело. Она вспомнила Пола, постаралась выкинуть эти мысли из головы, не смогла и стала гадать, будет ли он на вечеринке.
— Мы готовы? — спросила Даллас.
— Мы готовы!
— Эл Кинг! — Дорис Эндрюз энергично схватила его за руку, и он сразу вспомнил десятки фильмов с ее участием. Он рос вместе с Дорис Эндрюз, так же как и с Тони Кёртисом, Рокком Хадсоном и Джанет Ли… У него было такое ощущение, что он всех их давно знает. Все равно как встретить старого друга.
— Привет, Дорис. — Он нежно поцеловал ее в обе щеки. Ему никогда не хотелось переспать с Дорис Эндрюз. С Джанет Ли — да, но Дорис всегда была для него скорее старшей сестрой. — Я много лет мечтал с вами познакомиться, — продолжал он, соблюдая, однако, осторожность в выражениях, потому что отлично помнил, как сам разозлился, когда одна фанатка, не имея в виду ничего плохого, сказала ему: „Я вас всегда обожала, с самого раннего детства". И, как правило, такой фанаткой оказывалась какая-нибудь кошелка среднего возраста, выглядящая лет на десять старше него. Разумеется, Дорис не могла быть настолько старше него, самое большее лет на семь, ну на восемь, значит, сейчас ей сорок пять или сорок шесть. Выглядела она значительно моложе.