— Не стоит…
— Вы не хотите верить, что это было самоубийство?
— Это не важно!
— Вы думаете, что его убили, чтобы ограбить? Скажите! Вы думали об этом?
— Моя бедная Анжель, я ни о чем не думаю…
— Почему «бедная»?
— Не по чему!.. Простите, что не могу дать вам совет… Поступайте, как знаете… Как говорится, следуйте голосу вашей совести… Со своей стороны, я уже забыл все, о чем вы мне рассказали…
Она поднялась, бледная, нервная.
— Я вас не понимаю…
— Это не важно.
— Можно подумать, что вы меня подозреваете, несмотря на то, что… Это правда? Вы считаете, что я убила мясника?
— Но вы ведь были в кафе, когда он умер?
— А если бы меня там не было, вы бы подумали…
Мегрэ вздохнул. Время, казалось, остановилось. Он спрашивал себя, сумеет ли он до конца остаться таким же невозмутимым?
— Уходите, Анжель… Так будет лучше… Я ничего не знаю… Не хочу ничего знать…
— Ладно!
Она направилась к двери и ушла в полном замешательстве, обернувшись уже на улице, чтобы убедиться, не вышел ли он окликнуть ее. А госпожа Мегрэ спросила его с хитрым видом:
— Это она?
— Что она?
— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать…
— Вовсе нет!
— В конце концов, признайся, есть какая-то причина для твоего сегодняшнего поведения… Я слишком давно тебя знаю и вижу — это не твое обычное состояние… Уже вчера вечером, когда ты вернулся…
— А что я делал?
— Ничего! Но у тебя был такой вид!.. Что-то тебе наскучило или надоело…
— И что в этом такого странного?
— Что ты не выходишь из дома, как все остальные? Раньше ты никогда не сидел дома целыми днями…
— Не могу больше слышать о мяснике…
— О мяснике или об этой малышке?
— И когда ты только поумнеешь!
— Спасибо!..
Они чуть было не поссорились по-настоящему, чего с ними не случалось на протяжении долгих лет. Мегрэ кружил по дому, как больное животное.
— Когда похороны? — как бы между прочим спросила его жена.
— Не знаю.
— Ты пойдешь?
— Надо бы…
— Не хочешь сказать, почему приходила эта малышка?
— Нет!
— Ты ждешь еще кого-нибудь?
— Предпочитаю, чтобы они больше не приходили. К сожалению, это неизбежно. У них у всех мания исповедоваться передо мной…
— Обычно ты не жаловался на это… Тебе не кажется, что стоит побриться?
Он побрился и, от нечего делать, поменял костюм и тапки. Не успел он полностью подготовиться, как дверной молоток объявил о следующем посетителе. Он наклонился над перилами лестницы и узнал в говорившем Урбена.
— Не беспокойте его… Я подожду… Кстати, Анжель, моя маленькая служанка, не приходила?
И эта отважная дуреха госпожа Мегрэ, решив сделать как лучше, сказала:
— Я не помню… Честно говоря, я не знаю ее в лицо…
— Маленькая худышка, одетая в черное…
— Не думаю… Нет… Спросите лучше у мужа…
Мегрэ, усмехнувшись, пожал плечами. Он закончил одеваться, открыл окно, не торопясь раскурил трубку и уставился на Луару, по которой легкий бриз гнал маленькие волны.
Наконец он решился спуститься, проник в столовую и закрыл дверь.
— Добрый день, комиссар… Решился вас побеспокоить… Но если к вам уже заходила Анжель, вы, наверное, поняли…
Хозяин кафе встревоженно смотрел на Мегрэ, нервно теребя края шляпы.
— Присядьте, прошу вас… Стаканчик белого вина?.. Вас, наверное, ожидают в кафе?
Урбен вздрогнул.
— Что вы хотите сказать?
— Ничего… Что сегодня базарный день… Там должен быть народ…
— Вы также думаете…
— Что я думаю?
— Что это я убил мясника?..
— Я уверен, что это невозможно, потому что вы были в этот момент в кафе…
— Нет!..
Урбен посмотрел ему в глаза с вызовом, и Мегрэ произнес, взяв свой стакан:
— Тогда это еще хуже…
3
Честно говоря, Мегрэ всегда казалось, что Урбен относится ко всем посетителям кафе с плохо скрываемой неприязнью. Он, разумеется, исполнял свои обязанности хозяина кафе, улыбаясь и шутя с клиентами, и иногда даже садился за карточный стол, если не хватало игрока. Но его веселый вид казался неестественным.
Например, когда Урбен смеялся над шутками владельца гаража, создавалось впечатление, что он хочет на него наброситься, а иногда он неожиданно бросал в сторону их стола довольно мрачные взгляды.
«Это скука! — сказал себе бывший комиссар. — Не дело человеку тридцати пяти лет стоять весь день за стойкой провинциального кафе…»
И вот этот самый Урбен, так открыто демонстрировавший свою неприязнь, неожиданно дал волю эмоциям и, потеряв в столовой Мегрэ всякое достоинство, изменившись в лице, внезапно разразился слезами.