Холодная влажная земля хлынула через отверстие, как только оно образовалось, и я издала надломленный крик чистого ужаса, когда грязь посыпалась мне на лицо.
Я стала брыкаться еще сильнее, загребая ладонями огромные комья грязи, и как-то умудрилась принять сидячее положение, пытаясь задержать дыхание, по грязь нескончаемым потоком продолжала сыпаться на меня.
Я сильно зажмурилась и боролась изо всех сил, пока копала, ползла и прокладывала себе путь к поверхности.
Мои легкие болели от отчаянной, неотложной потребности, и страх давил на меня почти так же сильно, как грязь, в которой я была похоронена. Но как раз в тот момент, когда мое тело почувствовало, что готово сдаться, моя рука вынырнула на поверхность, и желанный воздух омыл мою ладонь.
С решительным рычанием я капнула сильнее, отталкивая от себя грязь, пока мне не удалось высвободить из нее голову, и я судорожно вздохнула с облегчением.
Я кашляла и отплевывалась, прижимаясь щекой к прохладной земле, все еще наполовину погребенная под ней, и внезапно у меня совсем не осталось сил, потому что я пыталась успокоить свое бешено колотящееся сердце.
Тусклый, бледно-голубой свет рассвета пробивался сквозь деревья, которые окружали меня, и я медленно приоткрыла глаза, пытаясь сориентироваться. Крики чаек, перекликающихся друг с другом, и соленый привкус в воздухе подсказали мне, что я нахожусь недалеко от моря, и я застонала, пытаясь понять, как я здесь оказалась.
Но это было бесполезно. Последнее, что я помню, это руки Шона, сомкнутые на моем горле, пока он пытался убить меня. Затем наступила темнота. Тогда была ночь… сколько же прошло часов? Как долго я была под землей? И насколько близко я была к тому, чтобы умереть?
Я издала еще один хриплый стон, когда боль в шее на мгновение привлекла все мое внимание, а стук в черепе заставил меня снова молиться о забвении.
С проклятием, которое прозвучало так, будто говорила даже не я, благодаря повреждению, которое этот мудак причинил моим голосовым связкам, я вонзила пальцы в землю перед собой и вытащила остальное тело из грязи. Это заняло намного больше времени, чем мне бы хотелось, и я не могла отделаться от мысли, что, должно быть, сейчас я выгляжу как какой-то восставший мертвец. Или я бы так и выглядела, если бы кто-нибудь был здесь, чтобы увидеть меня. Но поскольку мне казалось, что я очутилась у черта на куличках, я предположила, что шансов на это было не так уж много.
Когда мне наконец удалось вытащить ноги из неглубокой могилы, которую подарил мне мой парень, я опустилась на колени, а затем рухнула на землю и перекатилась так, чтобы смотреть на кроны деревьев над головой, и лежала, задыхаясь от слез, которые застилали мне глаза. Но я не позволила им пролиться. Я выплакала свои последние слезы чертовски давно и с тех пор поклялась никому не позволять приблизиться ко мне настолько близко, чтобы причинить такую боль снова.
Парни-Арлекины однажды разбили мне сердце, и я не собиралась снова кому-либо его отдавать.
Грязная коричневая материя, в которую я была завернута, все еще обвивала мои ноги, и я стянула ее с себя, когда встала, сжимая в кулаке и глядя на нее сверху вниз, задаваясь вопросом, значила ли я когда-нибудь вообще что-нибудь для человека, который хотел убить меня и избавиться как от мусора.
Я покрутила в кулаке разорванный кусок мешковины и нахмурилась, заметив на ней логотип, скрытый под грязью.
Красно-коричневый картофель Папы Брауна.
Он закопал меня в неглубокой могиле, завернув в чертов мешок для картошки. Гнев охватил меня с силой, которую я никогда не испытывала ранее, из-за того черствого пренебрежения, которое этот ублюдок ко мне проявил. За этим чувством быстро последовало отвращение к тому, что я вообще позволила этому мерзкому человечишке прикоснуться ко мне. Но никто не говорил «нет» Шону Маккензи, все это знали. Я могла бы просто сбежать, когда он на меня нацелился, но по глупости поверила, что, будучи его девушкой, смогу обеспечить себе хоть какую-то защиту в этих гребаных играх, в которых мужчины играли в королей, и в итоге все умирали с ножом в спине.
Во рту у меня было так сухо, что язык распух, а головная боль вызывала головокружение и тошноту. Я была покрыта чертовой грязью, мой синий укороченный топ и рваные джинсы были явно испорчены, а мои когда-то белые кроссовки теперь стали совершенно коричневыми. Быстро проведя рукой по своим длинным темно-русым волосам, я поняла, что с ними ситуация не лучше.
Я сглотнула, борясь с комком в горле, и огляделась по сторонам в поисках хоть какого-то указателя, куда мне нужно идти, чтобы выбраться отсюда, но повсюду были только деревья. Однако справа от меня земля шла под уклон, так что это показалось самым простым путем.