Она вынырнула на середине бассейна и поплыла на спине, глядя на звезды, висящие над нами в небе, ведя себя так, словно меня здесь вообще не было.
Она знает, что меня зовут не гребаный Натан.
Я был слишком упрям, чтобы уйти, поэтому просто сел обратно на свой шезлонг, упершись локтями в колени, и продолжая наблюдать за сиреной в воде, а ее разноцветные волосы переливались вокруг нее, заменимая меня в воду. Но я больше не позволял ни одной девушке проникнуть под мою кожу, никто из нас не позволял. Каждый из нас создал свои собственные доспехи, и мои были сделаны изо льда и злобы. После нее никто не приближался к моему сердцу ближе, чем на милю. Но пока я смотрел на нее, то с болью осознавал, что она оставила порез на этой разрушенной мышце, рану, которая начала расходиться и кровоточить.
— Где он? — спросила она через некоторое время, все еще не отрывая взгляда от звезд.
— Кто? — Хмыкнул я, снова потягивая ром и думая, что забвение, вероятно, будет хорошим другом, чтобы потусоваться с ним сегодня вечером.
— Маверик, — просто ответила она.
Его имя было для меня пулей в груди и лезвием в черепе. Я пил ром, глоток за глотком, уклоняясь от ответа, не зная, хочу ли я вообще отвечать. Что я вообще ей должен? Но потом я подумал о той ночи, когда она ушла, и чувство вины зашевелилось в моем нутре. Мы бросили ее так же сильно, как она бросила нас. Я знал, что не был невиновен во всем этом. Но я также наблюдал, как мои друзья годами сокрушались из-за нее. Фокс никогда не опускал руки, всегда искал ее, всегда был уверен, что следующая зацепка приведет нас к ней. Но все следы неизбежно обрывались.
Она исчезала так же бесследно, как если бы была мертва. И я понял, что так будет лучше, задолго до того, как Фокс и Джей-Джей перестали ее искать. Но в конце концов они это сделали. И все наладилось. Мы больше не были полностью разбиты. Нам снова было весело. Мы строили свою жизнь, свою семью. Мы втроем были сильнее, чем когда-либо. Если бы она осталась, мы бы потеряли друг друга. Она вбила бы клин между нами так глубоко, что мы все были бы брошены на произвол судьбы.
Но у меня был темный секрет, в который никто не был посвящен. Я знал, кого бы она выбрала. Мое сердце было вырвано раньше, чем у других, когда я узнал об этом. Но я никому и словом не обмолвился о том, чему стал свидетелем. Даже ей. Но узнать, что ты не тот, кто нужен девушке, за которую ты готов был умереть, было довольно горькой пилюлей. В конце концов я проглотил эту сволочь и стал жить дальше. Такова была жизнь. И она была сукой, высасывающей душу.
Я позволил тишине затянуться между нами, решив, что не имеет значения, знает ли она правду. Может быть, если бы она знала, то поняла бы, что оставаться здесь в надежде заполучить остальные ключи было глупой идеей. Этого не случится. Даже сейчас, когда ее ключ был у меня на виду, это ничего не меняло. Он не пробуждал во мне старых фантазий относительно того, что лежало за дверью, которую он открывал, потому что эта мечта была давным-давно оставлена в прошлом.
— В ту ночь, когда ты уехала, Лютер натравил копов на Маверика из-за убийства Акселя, — начал я, и она подплыла к краю бассейна, сложив руки на бортике и слушая. — Ему нужен был ответственный за это, учитывая, что у них уже было тело и все такое, поэтому он выбрал того, по кому никто не будет скучать, кроме нас. И поскольку в то время наше мнение ничего не значило, мы не смогли помешать ему отправить Маверика в тюрьму.
— Он сел в тюрьму за то, что я сделала? — она ахнула, ее широко раскрытые глаза говорили мне, что это определенно было для нее новостью.
Я натянуто кивнул, больше не чувствуя себя виноватым из-за этого, потому что пошел он к черту. — Маверик хотел, чтобы мы обеспечили ему алиби, но Лютер повесил тебя над нашими головами. Сказал, что убьет тебя, если мы не сделаем то, что он сказал. Мы могли помочь Маверику не больше, чем тебе или самим себе.
Отсюда я мог видеть, как она сглотнула, но она ничего не сказала, ожидая, когда я продолжу.
— Он отсидел шесть лет — восемнадцать месяцев в колонии для несовершеннолетних, а остальные отсидел как взрослый, — и когда он вышел, то не смог простить нас за то, что мы бросили его. Потом случилось кое-какое дерьмо, и… теперь его нет. Он живет на «Острове Мертвецов», руководит своей собственной бандой. «Проклятые». Мы воюем с ними каждый гребаный день. Мы не выходим за пределы «Границе», и они тоже.
— Что такое «Граница»? — выдохнула она, ее голос был бархатистым и таким знакомым, что часть меня захотела продолжить с ней разговор, просто чтобы я мог окунуться в ощущение, что слышу его снова. Но я жалел, что не могу вырезать из себя эту часть и утопить ее в бассейне.