Постепенно Флура перестала писать длинные письма. Теперь она посылала красивые открытки из разных частей света. Иногда открытка представляла собой фотографию: Флура в пробковом шлеме верхом на верблюде или в шляпе с круглой тульей на лошади, Флура в бикини на пляже… На каждой открытке была подпись в виде цветка — счастливого, распустившегося, поникшего, в виде бутона, полного ожидания или со скрученными лепестками и виноватой миной. Иногда на цветок взирала взъерошенная птица с подобающей миной. «Дорогие мои ребятишки, такова моя жизнь. И до чего же она все же прекрасна!»
Друзья Флуры отвечали в том же духе, рисовали цветы и птиц, посылали ей дурашливые и ласковые картинки почти без текста. «Мы сидим на солнышке, пьем белое вино и думаем о тебе, злое дитя цветов, решившее покинуть нас!» И подписи. Под конец весточки от Флуры стали получать лишь папа с мамой. В каждом письме расплывчатое обещание увидеться. «Подумать только, как это было бы замечательно! Вы должны приехать сюда… В следующий раз, когда Джон поедет на север…»
Но до того, как Джон собрался поехать на север, началась война. А прежде, чем война кончилась, папа и мама умерли.
Спустя тридцать четыре года после того дня, когда Флура стала миссис Фогельсонг, привычный для нее мир рухнул. Усталого Джона Фогельсонга нашли мертвым в постели, а в лежавшем на ночном столике письме просьбу простить его. Поскольку он никогда не посвящал ее в свои дела (ей они были вовсе не интересны и не понятны), он лишь упомянул в постскриптуме, что жене делать ничего не придется, нужно лишь позвонить в фирму Шун энд Шун которой он дал необходимые инструкции. Оказалось, что он оставил в этой фирме банковский депозит, довольно скромный, и документы на маленькую квартиру в Сан-Педро. Квартира была очень маленькая, даже синий океан за окном не радовал Флору, а лишь усиливал ее печаль и чувство одиночества. Она все еще походила на цветок.
В такси по дороге к гостинице Флура узнала о том, кто умер, кто развелся, у кого уже есть внуки.
Все это казалось совершенно невероятным и пугало еще сильнее, чем жизнь в Сан-Педро.
В гостиничном номере на столе стояла бутылка вина и букет незабудок. Флура снова заплакала.
— Дорогие мои, — всхлипывала она, — ведь это мои цветы, мои старинные любимые цветы… Я знала, вы не сможете забыть свою Флуру!
Вечером встретились все, кто остался в живых. Встретились в отдельном кабинете ресторана гостиницы, они пили шампанское и весело, шумно вспоминали события тридцатипятилетней давности. Почти каждое восклицание начиналось словами: «А ты помнишь?» Все пили за Флуру, вокруг ее тарелки лежал венок. Под аплодисменты она надела венок на голову и сидела улыбаясь; без очков она не могла хорошенько разглядеть лица своих друзей, но наслаждалась яркими красками, движениями, огнями свечей, наконец-то ощущая тепло и спокойствие, чего она и ожидала от возвращения домой. На ней было длинное синее платье и ожерелье из сапфиров, на мгновение она подумала, не чересчур ли она вырядилась, но тут же решила, что это совершенно естественно, их пропавшее дитя Цветов, вернувшееся с другого конца света, и должно быть нарядным, как принцесса. Она высказала это им в кокетливо-лукавой речи, заявив также, что никогда более не будет испытывать чувства одиночества, и намекнула на галантные стишки, написанные ими давным-давно по случаю ее бракосочетания…
Шампанское и общее веселье взволновали ее, — вспомнив свою свадьбу, она начала всхлипывать, не окончив фразу, беспомощно опустилась на стул и подняла бокал:
— Чао, ребятишки мои, ребятишки мои… Ваша Флура просто неисправима, не так ли? Вовсе не изменилась!
Папино и мамино наследство досталось государству, и с помощью друзей Флура нашла квартиру, маленькую, еще меньше, чем в Сан-Педро. В шутку она называла ее своей берлогой, а иногда — своей мастерской. Друзья навещали ее, но великолепную атмосферу вечера встречи им не удалось сохранить. Воспоминания, вопросы и рассказы были исчерпаны, а описывать в деталях события давних дней было нелегко и неинтересно. Для тесного круга за маленьким столом был необходим интимный контакт, которого больше не было. Они вели светскую беседу, а не болтали по душам, иногда вдруг наступало неловкое молчание. Теперь Флура смогла близко рассмотреть своих друзей и увидела, что как их одежда, так и внешность порядком потрепаны. Ах, как они изменились! Под конец она решила рассказать про свои путешествия. Они слушали, смеялись, удивлялись, но комментарии их были скупы, а в вопросах не чувствовалось страстного желания услышать ответ.