— Полиция делает все возможное, чтобы найти того негодяя, который сделал это с тобой. Найти негодяя? Сара попыталась восстановить в памяти цепочку событий. Она вспомнила, как возвращалась домой. Кто-то ее подвез. Полицейский. Да, полицейский. Она чувствовала себя в тот момент такой храброй. Она собиралась сказать Доновану, что уходит от него. И она ему сказала. А он избил ее до полусмерти. А теперь пытается внушить ей, что это сделал кто-то другой.
Он ненормальный.
Она с давних пор это знала. Вот уже много лет, О господи, мысли причиняют боль! Нет, она не позволит ему это сделать. На этот раз она не будет молчать.
— Я пошлю телеграмму твоему отцу, дам ему знать, что с тобой все в порядке. Не сомневаюсь, он уже слышал новости по телевизору. Слушай, а почему бы не позвонить ему? — Донован взял стоявший на тумбочке у кровати телефон. — Какой у него номер? — Он выжидательно умолк, но Сара так и не ответила. Тогда он нажал несколько кнопок и, прижимая трубку к уху, пояснил: — Позвоню в справочную.
Донован сообщил телефонистке название города и имя ее отца. Записал номер, который ему продиктовали, и нажал кнопку разъединения.
— Но мы же не хотим его волновать, верно? — спросил он, набирая номер. — Сколько ему лет? Небось под семьдесят? Первый кандидат на инфаркт, не так ли?
Голова у Сары раскалывалась от боли, в глазах все теряло четкие очертания. Думать становилось все труднее. “Чего он добивается? Зачем он все это делает? Он грозит навредить моему отцу, если я расскажу правду” — догадалась она.
Да, вот оно. Все дело в этом.
Прижав трубку к уху, Донован ждал, прислушивался. Потом он прикрыл трубку ладонью:
— Может, сама ему скажешь? — и протянул ей трубку.
— Алло? Алло?
Низкий голос. Такой родной… Голос ее отца. Голос, который она не слыхала много лет. Сара крепко сжала губы и покачала головой.
— Нет? — с притворным удивлением спросил Донован.
Он пожал плечами и положил трубку на рычаг в ту самую минуту, как в палату вернулся доктор Уэстфолл.
— В чем дело? Опять плачет?
— Нервы, — кратко пояснил Донован.
— Бедняжка!
— Больно, — сквозь слезы сказала Сара. — Мне больно.
— Я дам вам кое-что, и вы отдохнете. — Доктор Уэстфолл приказал принести морфин. Когда медсестра принесла лекарство, он помог Саре повернуться на бок и всадил иглу ей в бедро. — Ну вот, — сказал он, оправляя на ней ночную рубашку. — Это поможет вам забыться.
— Да, — прошептала она, надеясь, что забытье придет как можно скорее.
Через две минуты в кончиках пальцев у нее началось покалывание, язык стал заплетаться. Она засыпала. Ее накрыла тьма. Благословенная, спасительная тьма.
В следующий раз, когда Сара открыла глаза, она была одна. Голова у нее все еще болела, зрение было затуманено, но она испытывала облегчение уже оттого, что Донован ушел. Потом она услыхала шаги в коридоре. Сара торопливо закрыла глаза в надежде, что кто бы это ни был, он решит, что она спит, и уйдет.
Она прислушалась. Тишина. Никого рядом нет. Оглушенная болью, все еще находясь под остаточным воздействием морфина, Сара попыталась проверить, целы ли у нее руки и ноги. Она подняла руки. Что-то ей мешало, цеплялось…
— Эй, эй, осторожнее, — прошептал мужской голос, — не делайте этого. — Чья-то рука прикоснулась к ней, бережно уложила ее руку на одеяло. — Не шевелитесь, а то из вены выскочит игла.
Сара медленно открыла глаза. В свете флуоресцентной лампы, горящей под потолком, стоял Нэш Одюбон. В ее спутанном от наркотиков сознании он предстал как видение из потустороннего мира, как некий светящийся призрак.
Ангел.
Этот образ так не соответствовал сложившемуся у нее впечатлению о нем, что Сара ощутила внезапное и совершенно нелепое желание засмеяться.
— Вы… — Ее голос зазвучал неожиданно хрипло. Она сглотнула, облизнула пересохшие губы и сделала еще одну попытку: — Вы… ангел.
Озабоченное выражение лица сменилось улыбкой, которая казалась частью окружавшего его сияния. А потом он засмеялся. Это был хрипловатый, глубокий, задушевный смех — искренний и заразительный.
— Неужели… я… в раю? — вслух удивилась Сара. Нэш в своей выцветшей джинсовой куртке, с потемневшим багровым шрамом на лице казался ей воплощением свободы. Его длинные волосы разметались в беспорядке, словно он добирался до больницы на мотоцикле или в открытой машине.
— Если вы в раю, значит, я ошибся дверью. Мне в раю места нет.
Сара попыталась сосредоточиться, осмыслить его появление у себя в палате. Должно быть, она попала в ад. В этом случае все становилось понятным.
— Бывают… падшие ангелы, — предположила Сара.
Нэш снова засмеялся.
Звук его смеха согрел ее. Что-то вновь ожило и расцвело в ее душе. На этот раз потаенная улыбка проступила у нее на лице.
И вдруг она ощутила резкую боль. Боль острым ножом пронзила ей голову. Сара ахнула и зажмурила глаза. Значит, она не умерла. Безусловно, не умерла.
— Где болит? — Он нежно коснулся ее лба. Его пальцы скользнули по коже, безошибочно, как по волшебству, отыскали нужную точку: — Здесь?
Она едва заметно кивнула. Он стал легко и бережно водить пальцами по ее лбу, едва касаясь кожи. Это прикосновение успокаивало, облегчало боль. Наконец Сара, осмелев, открыла глаза и спросила:
— Вы пришли за материалом для статьи? Он отпрянул, и его лицо опять помрачнело:
— Я пришел вас проведать.
Проведать ее?
“Не надо мне сочувствовать. От этого становится только хуже. Мне еще тяжелее”.
При любых других обстоятельствах она сказала бы ему в лицо, что он блефует. Проведать ее он пришел! Так она и поверила! Но сейчас, к своему ужасу, Сара ощутила трепет в груди, к горлу подкатил ком. Как это было бы приятно, если бы он и вправду пришел ее проведать! Сара закрыла глаза.
“Не плачь. Не смей плакать при нем”, — приказала она себе. Слезинка все-таки выскользнула из-под ресниц и поползла по щеке.
— Простите, — прошептал Нэш. Ее боль каким-то образом передалась ему, прозвучала в его голосе.
Он коснулся ее свободной руки, осторожно взял ее, поднял. Она заметила, что его пальцы не огрубели от мозолей, как у ее отца, но они не были такими мягкими и изнеженными, как у Донована. Они были сильные и упругие.
Потом что-то другое коснулось ее пальцев. Что-то мягкое. Теплое. Это было нежное, благоговейное прикосновение. Губы. Губы Нэша Одюбона.
— Мне очень жаль… — Его дыхание ласкало ее кожу. Потом он замер, настороженно прислушиваясь. — Прощайте, Сара.
Он отпустил ее руку, положил ее на одеяло. Она услыхала какое-то движение, потом наступила тишина.
Чуть позже в коридоре раздались тяжелые шаги, а вслед за ними и зычный голос Донована:
— Оказывается, мне никто не звонил. Вы зря пригласили меня к телефону…
Он с кем-то разговаривал в коридоре — разговаривал тем тоном, каким всегда пользовался при общении с официантами, секретарями, банковскими клерками, словом, с прислугой.
— Извините, мистер Айви. Произошла ошибка…
— В следующий раз постарайтесь ничего не перепутать.
Нэш сидел в редакционном кабинете “Дырявой луны” и смотрел по телевизору поздний выпуск новостей с последними известиями по делу о нападении на Сару Айви.
— Придя в себя, миссис Айви смогла сообщить только одно: она так и не сумела рассмотреть человека, который на нее напал. Хотя поблизости от места преступления в течение трех ночей подряд был замечен подозрительный автомобиль, хотя дом Айви оборудован современной охранной сигнализацией, никакими данными, ведущими к установлению личности преступника, полиция пока не располагает. Нам даже не удалось связаться с полицейским офицером, сделавшим заявление о том, что он видел миссис Айви в ту ночь, чтобы взять у него интервью. Нам сказали, что он переведен на службу в другой город.