— Хотите знать кое-что еще? — спросила она. Он вопросительно поднял брови.
— Я велела им убить вас.
Он замер, как изваяние. Она видела по лицу, что репортер пытается переварить эту новость. Ей даже показалось, что вот сейчас он схватит ее за горло и задушит.
И вдруг она поняла, что ей все равно.
Но он не сделал попытки ее задушить, и тогда она вздернула подбородок еще выше:
— Пустите меня.
Он отпустил.
Так резко, словно ее кожа обожгла ему ладони. Словно она была грязной. Зачумленной.
Так оно и было на самом деле. Она была грязной. Зачумленной.
Он попятился от нее прочь.
А потом скрылся за дверью.
Сара перевела дух, прислонилась затылком к стене и закрыла глаза. Ее все еще била внутренняя дрожь, когда она услыхала какое-то движение в дверях, за которым последовала вспышка и щелчок фотокамеры.
Ублюдок. Подлый ублюдок.
5
Маленькую, тесную проявочную комнату заполнял стойкий запах реактивов с металлическим привкусом. Нэш резиновым скребком удалил остатки воды с негатива и повесил пленку сушиться, зажав край прищепкой.
— Гениально! — воскликнул Харли, прикрепив гирьку к нижнему краю пленки и рассматривая проявленные негативы. — Вот этот кадр на полу в ванной… В нем есть такой… такой… Вот черт, слово забыл!
— Пафос? — подсказал Нэш.
— Точно, пафос. Или вот этот, где тебя зашивают. На лице у тебя прямо агония. Даже на негативе видно.
— Это и была агония, — сухо напомнил ему Нэш.
Разговор стих. Оба вглядывались в висящую полоску пленки. Наконец Харли сказал:
— Ты же понимаешь, мы не можем их использовать.
Нэш молчал. Он не был трусом, но не был и полным идиотом. Он не сможет одолеть Айви, если его убьют.
— Ты прав, — неохотно признал он. — Мы не можем их использовать. По крайней мере не сейчас.
Харли утвердительно хмыкнул в ответ, потом спросил:
— А как насчет вот этого?
Он указал на одинокий негатив, висевший отдельно, — единственный снимок на пленке, где все остальные кадры были просто черными.
Сара Айви. Стоит с закрытыми глазами, прислонившись к стене. Слегка запрокинутая голова и вздернутый подбородок придавали ей чертовски беззащитный вид. Чертовски невинный.
“Я велела им убить вас”.
В тот момент Нэш ей поверил. Но потом, когда его гнев остыл, он почувствовал в этих словах преувеличение, которое просто невозможно было проглотить. Сколько ни пытался, он не мог заставить себя поверить, что она такая бездушная.
И что из этого следует? Что он дурак. Что он разнюнился, потерял свою хватку.
Он все еще пристально всматривался в негатив. Все темное было светлым. Ее волосы. Ее платье. Ее глаза. Ее губы. Ему не терпелось увидеть проявленный снимок. Как только негатив просохнет, он сделает оттиск.
— Сохраним его, — сказал Нэш вслух. — Когда-нибудь пригодится.
Три дня спустя Нэш сидел перед экраном компьютера, задрав ноги на стол, балансируя клавиатурой у себя на коленях, и вводил в базу данных информацию о Саре Айви, которую Мейсон диктовал ему по телефону. Разговор шел вот уже несколько минут, и до сих пор частный детектив не сообщил ему ничего интересного. Неужели у этой женщины вообще нет никакой жизни? А может, у Мейсона притупился нюх?
— Раньше носила восьмой размер, теперь носит четвертый.
— И что, черт побери, это должно означать? — спросил Нэш, решив, что заносить эти данные в компьютер не стоит. Он печатал двумя пальцами, отыскивая каждую букву, и решил не тратить силы попусту.
— Ты просил разузнать все, что можно, о Саре Айви. Вот я и говорю то, что удалось нарыть.
— Ладно, ладно. — Нэшу не хотелось ссориться с одним из своих лучших информаторов.
— Раньше она покупала в огромных количествах шоколадное мороженое. Теперь отдает предпочтение крепким спиртным напиткам.
— Скажи мне что-нибудь, чего я не знаю, — простонал Нэш.
— Берет фильмы напрокат. Всякое старье. Мюзиклы и все такое прочее. По-моему, нет ничего на свете хуже старых мюзиклов.
Нэш засмеялся и сказал, что он того же мнения.
— Что еще у тебя есть?
— День рождения девятого января. Ей тридцать два года.
— Все это фуфло. Ты мне ничего существенного не сказал.
— Дай же мне договорить! У нее в зубах четыре пломбы. Покупки делает в основном по каталогам. Нэш испустил нетерпеливый вздох.
— В восемьдесят шестом году у нее был выкидыш.
Нэш выпрямился на стуле.
— Ну, это уже кое-что. — Зажав трубку между ухом и плечом, он начал печатать.
— После этого она несколько раз обращалась к врачу, и ей до сих пор выписывают сильнодействующие транквилизаторы и обезболивающие.