А что, не только он лицедействовать умеет. Я тоже способна комедию разыграть.
Босс откладывает ноут на стол, всем корпусом разворачивается к нам, здоровую ногу подтягивает под себя, в глазах огонек.
— Я помню, мышонок, что мы договорились держать наши отношения в тайне. Но чего прятаться, если нас застукали, — ухмыляется. Нравится ему эта игра. Но не на ту нарвался. Большим пальцем поглаживаю девичью ручку, смотрю Поле в глаза интимно.
— После того поцелуя Вы из головы у меня не выходите, — бесцеремонно приобнимаю девушку за талию, а она растерянно охает. Притягиваю к себе. Вошла во вкус.
Грановский разводит руки в стороны, делает серьезный вид.
— Я тоже не в восторге, что она так рано приперлась, и ты одеться не успела, но чего скрывать, секс сегодня был отменный. Люблю, когда ты громко стонешь и царапаешься, — торжествующе прикусывает кончик языка. Сейчас как дам кому-то по башке стулом. Скриплю зубами, но сдавать позиции не собираюсь. Не дождется!
— Губы у Вас формы такой необычной, притягательной. Мягкие, словно облако, нежные, — пальцем убираю прядь огненных волос со щеки замначальника, наклоняюсь к лицу ближе.
— Так, — отмирает Полина, — лапать меня прекратила, совсем сдурела, — отпихивает от себя. — Терпеть не могу лесбиянок, — вскакивая, громко фыркает. Несется в ванную мыть руки, словно я прокаженная.
Минус один, — широко улыбаюсь девушке вслед. — После этой сцены ей долго не захочется меня дразнить. А Грановский откидывается на спинку дивана, ржать начинает громко. — Доволен спектаклем!
— Дай пять, — нагибается ко мне, глаза блестят озорством, протягивает ладошку. — Как мы ее уделали! — Почему-то тоже становится весело. Слегка хлопаю и отправляюсь обратно на кухню. — Заканчивай драить тумбы и иди к нам, я для тебя два письма подготовил, переведешь, и отправим. А после обеда на встречу с китайцами поедем, — снова становится безразличным, погружается в работу.
Домываю остатки ягодного смузи с пола. Настроение поднялось, хоть одну заразу проучила. Полощу губку, кладу на место. Смотрю: возвращается рассерженная Полина Анатольевна, глаза прищуренные, идет, выставив палец вперед.
— Если еще раз ко мне притронешься, — смешно угрожает, — я тебя уволю! — подперев руками бока, встает в позу. А я снова напрягаюсь.
— Это не в твоей компетенции, — брякает начальник, не отрываясь от документов, за меня в ответ, — она в моем подчинении, — та аж краснеет от злости.
— Герман, ты должен меня поддерживать, я тебе как сестра, мы всю жизнь вместе, — обиженно топает ногой.
Грановский поднимает взгляд на нее, трет пальцем нос.
— У Насти сейчас на меня влияния больше, она спит со мной, — спокойно пожимает плечами.
Ну вот, опять понеслось — закатываю глаза. В уме прикидываю, как отсюда побыстрей срулить, чтобы снова на меня весь огонь не пришелся. Может, больной притвориться? Или предложить огнетушитель у охраны взять, а то рыжая закипает не по-детски.
— Ну ладно, Грановский, я тебе это припомню, — шипит. Зря ее так раздразнил, еще чуть-чуть — и пар из ушей пойдет. Чего так обозлилась? Ревнует что ли?
— Хватит мою личную жизнь мусолить, — грозно сдвигает брови, меняется в лице. — За работу берись, а то я тебя уволю, — смотрит на часы, хмурится. Видимо, надоела ему эта забава и время поджимает.
Полина оскорбленно задирает нос, но все же шагает к дивану, опускается рядом. Берет документы, отодвигается подальше, гордо отворачивается.
Направляюсь к софе, размышляю, с какой стороны сесть ради безопасности. Решаю, что около Грановского удобней. Тихо приземляюсь, чтобы не отвлекать.
Поднимает на меня взгляд, тепло улыбается одними глазами. — Что это с ним? — Напрягаюсь. — Странный сегодня какой-то, непонятный. — Протягивает мне листы, бросает: «На японский». Утвердительно киваю, нагло подтаскиваю его ноутбук, но он не реагирует, начинаю вбивать текст. Так быстрее.
Часть времени пролетает в полной тишине, только рыжая периодически носом шмыгает, на жалость давит.
— По коням, девчонки, — поднимается начальник, рукой опираясь на боковину, видимо, нога болит. — На сборы двадцать минут, Глеб за нами заедет, — шлепает наверх, в свою комнату, переодеваться. Я остаюсь наедине со злющей принцессой. Чувствую, сейчас получу за свой длинный язык. Но она вдруг выдает.
— Суши будешь? — Ничего себе, остыла уже, не верится. Строгий костюм в элегантную полоску ей очень идет, делает фигуру точеной.
Достает коробку из холодильника. Палочки из пакета, соус, васаби. Не знаю, как реагировать, но портить отношения с начальством сильней не хочется. Опасливо подхожу к столу, опускаюсь на стул с противоположного края, молча смотрю на нее.